K. Stange / TASS
Владимир Путин подписал закон, запрещающий муниципальным чиновникам и депутатам владеть недвижимостью за рубежом. Это было ожидаемо. Два года назад, перед тем как перейти к активному противостоянию с Западом, владеть иностранными активами запретили федеральным и региональным госслужащим. Теперь пресловутую «национализацию элит» можно считать завершенной – она врастает корнями в муниципальную землю. Впрочем, ко всему этому процессу по-прежнему есть масса вопросов.
Во-первых, вполне очевидно несоответствие вводимых запретов и гарантируемого Конституцией каждому, включая чиновников, права частной собственности. Интересно, что еще на этапе разработки первого законопроекта для «элиты» в 2012 году на его антиконституционный характер указывали даже депутаты от «Единой России». В частности, об этом говорил председатель думского Комитета по бюджету и налогам Андрей Макаров. Однако потом стало ясно, что инициатива глубоко по душе Владимиру Путину. Парламент перестал спорить и взял под козырек.
Во-вторых, остается неясной истинная цель намеченных преобразований. До Олимпиады в Сочи, присоединения Крыма и санкций запрет на иностранные активы в основном мотивировался борьбой с коррупцией. Когда же отношения с цивилизованным миром были порваны, запрет стали объяснять борьбой с конфликтом интересов: если у чиновника дом и счет за границей, какой из него боец по эту сторону геополитического фронта? От российских госслужащих потребовалась пассионарность, несовместимая с мещанством. Маховик пассионарности закрутился так, что депутаты уже хотели запретить сами себе и лечиться, и учиться за границей, а то и просто туда выезжать, но до этого не дошло. А тут как раз ветер подул в обратную сторону, на смену топорному украинскому конфликту пришел более тонкий сирийский, внешняя политика России снова становится почти миролюбивой, в Кремле поставили на разрядку. И ущемление прав чиновников (строго говоря, и не только: по Конституции органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти) государство снова объясняет борьбой с коррупцией.
Однако объяснить, каким образом такой запрет способствует борьбе с коррупцией, практически невозможно.