Александр Солженицын выступает перед депутатами Государственной думы ФС РФ, 1994 год. Фото: Владимир Федоренко / РИА Новости
В моем счастливом детстве были вопросы (большие – о жизни, о стране), но они не очень-то задавались. Общее чувство было: непонятно зачем. В однородной нормальности, где все говорили на одном языке и где у всех были одни и те же вопросы, не было смысла их задавать: всем все было понятно.
То есть на самом деле непонятно, но не все это знали. Нужно было увидеть себя и все вокруг в другом свете, в этом была (и есть) главная хитрость. Тем, у кого в семье был собственный опыт другого – религии, несоветского знания, особой семейной истории, – искать было ближе. А большинству искать было дальше, ведь саму потребность в поиске нужно было еще осознать. В ровной крашеной стене школьного коридора нужен был пролом. И счастье, что в последние годы СССР сделать такой пролом было несложно. Осознать, что тебе все вокруг стало непонятно, было легко, и это можно, наверное, считать привилегией взросления в конце 1980-х.
Неоткуда было узнать про религию, неоткуда было узнать историю собственной страны – но стоило только захотеть, и книги сами находили того, кто их искал. В 15–16 лет первым моим проводником в другой, ненормальный мир – тогда это был мир веры и церкви – был Достоевский, а чуть позже и с той же энергией его сменил Солженицын. Очень наивное, очень книжное было время, но драгоценное. Доставшийся мне текст – родители взяли почитать, доверили – был еще в полуслепой машинописи. Успели: совсем скоро «Архипелаг» появился в расходившемся тогда миллионными тиражами «Новом мире».
Пожалуй, все преподавание литературы в нашей школе оксюморон. Взять хоть Грибоедова "Горе от ума", хоть Пушкина с его :
"Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена".
О Лермонтове и "немытой России" молчу. А глядя на наши правоохранительные органы, как не вспомнить "унтер-офицерскую вдову", которая сама себя высекла. Это бы всё нашим властям надо было бы запретить. Но они поступили мудрее, как это было и в СССР, они заставили огромную армию недалеких учителей преподавать классику, причем так, чтобы после их работы дети возненавидели ее. Об этом у Блока (предугадал):
"Вот только замучит, проклятый,
ни в чем неповинных ребят
годами рожденья и смерти
и ворохом скверных цитат...".
Нас кормили марксизмом в самом вульгарном варианте, причем сами пропагандисты в основной массе Маркса не читали. А про нынешние времена написал такие строчки:
А ныне никаких идей,
И только поклоненье злату:
И у того ума палата,
Кто всех нахальней и смелей.
Вот и юбилей Солженицына с появлением рядом с памятником писателю Путина с цветами, это тоже оксюморон.
Наличие "Архипелага ГУЛАГ" в школьной программе почему-то не мешает именам Дзержинского и Менжинского (а также и других не настолько известных палачей) оставаться на карте России. Равно как и официально отмечать столетие ВЧК.
Вот в чем оксюморон!
Понимаете, жизнь вообще состоит из противоречий. И что с того? Не жить? Это как экземпляры в коллекции заядлого коллекционера -- все они про одно и тоже.
Спасибо. Ваше замечание гораздо понятнее того объяснения, которое я пытался придумать
Проблема в том, что "в другом" люди чаще всего ищут очередного несбыточного чуда или повода тешить гордыню. А не знания. Поэтому и постоянное разочарование тем, что "всем всё понятно". Да, чуда нет и не будет. И не вижу в осознании этого ничего разочаровывающего.
Если автор искренен - мне его жаль. Хотя, возможно, это многое объясняет в нонешней жизни. Почему бы "большинству искать было дальше, ведь саму потребность в поиске нужно было еще осознать". Каким-то образом мне и моим друзьям - а в пятидесятые мы не были даже москвичами - очень многое было понято безо всякого осознания потребности в поиске. Достаточно было головы на плечах, книг - русской и зарубежной классики - и повседневной советской жизни. А потому, когда в 60-х я впервые прочел самиздатовский "Архипелаг", меня мало что поразило. Потому что от этой власти можно было ждать чего угодно. И мы все это знали. Вопрос один - кто эти "мы". Полагаю, что тех, кто "живет в мире, где всем всё понятно" во все времена большинство. "ибо много званных, но мало избранных" Но такова уж людская природа, "заточенная" на выживание. А Солженицын в школьном курсе - это оксюморон
Абсолютно с Вами согласен.
"Достаточно было головы на плечах, книг - русской и зарубежной классики - и повседневной советской жизни" - согласна вполне. Ранние 80-ые... Головы на плечах, здравого смысла в голове и широкого круга чтения - в 90% случаев достаточно. Меня в свое время в Солженицыне тоже ничего не поразило...
Ну в 70--80-х из пасти уже не так откровенно несло трупами. Да и нефть, опять же.
Почему вы считаете, что Солженицын в школьном курсе той же литературы вот этот самый... оксю (чего-то там дальше)? Его произведения как минимум самобытны. Хотя бы как опыт рассказа об очень особенных обстоятельствах жизни. Жизни, которая отстоит от нашей ведь совсем не далеко.
Справедливый вопрос. Но это "слепящая тьма" для современных школьников в массе своей не привыкших думать над прочитанным. Боюсь, что для них это будет чем-то типа политинформации или передовицы в газете Правда во времена моей юности. А если говорить об "опыте рассказа", то пусть это будет Платонов. Тогда, быть может, они почувствуют запредельный ужас происходившего
Я не про "думать о прочитанном", -- это совершенно другой уровень -- а иметь опыт (перед собой) говорить и писать о том, что с тобой происходит, что тебя волнует, об опыте высказывания. Хотя, по-моему, Солженицын это про опыт безусловного неизбежного и помрачающего разум возмездия.
Платонов. И Лескова вместо толтоевских всяких. Нет уж, и так от 25-тилетнего не добиться простенького эссе на понятную для него тему.
Прекрасный и точный текст. В моем случае это была не полуслепая машинопись, а коричневые томики "Посева" (Или YMCA?). Очень хорошо помню чувство некоторой ревности, когда Исаич стал печататься миллионными тиражами (чуть раньше такое же чувство было по поводу Набокова)