Ингушское убийство в Москве. Почему никто не скорбит?

Когда какого-то очередного ингуша пытали в местном центре «Э», Ибрагим Эльджаркиев сказал ему: «Единственный закон тут – мы. Нам никто не судья». Эти слова цитирует «Московский комсомолец», не опасаясь ни суда, ни закона об оскорблении власти, потому что иллюзий по поводу ингушского центра «Э», да и вообще любого центра «Э», давно ни у кого нет. Самоназвание «эстапо» давно живет вполне публичной медийной жизнью, и ни один «эшник» до сих пор не сказал журналистам, что как вы смеете, мы никогда себя так не назовем – понятно, что называют, и понятно, что не зря. Если об «обычных» силовиках, будь то полицейские или чекисты, можно говорить, что они все разные, и что среди них много хороших самоотверженных парней, худо-бедно стоящих на страже закона, то об «эшниках» даже на уровне пропагандистской риторики ничего такого не придумано. Пытки – самая, вероятно, суровая крайность их деятельности, а самая мягкая – дела за репосты, и об убитом Эльджаркиеве уже появился мрачный анекдот, что, мол, какая странная у человека судьба, боролся с репостами, а умер от пули.

Это, конечно, слишком добрый анекдот, потому что с репостами «эшники» борются в какой-нибудь русской глубинке, а тут Кавказ, местность предельно суровая, и в ингушском центре «Э» не просто пытают – могут запытать и до смерти; редкий случай, пытки до смерти – не на уровне «источник “Новой газеты” на условиях анонимности», а в реальном приговоре российского суда, люди сидят за пытки, в том числе предшественник Эльджаркиева Тимур Хамхоев, и о том, чтобы Эльджаркиев как-то заметно перестроил работу ведомства, никто ничего не знает.