© Максим Новиков / ИТАР-ТАСС

Материал подготовлен «Радио Свобода»

Чем именно посыпают московские дороги, наверняка не знает никто. Однако количество этих реагентов неопределенного состава стремительно растет, цены на них тоже, а правила применения постоянно меняются, так что город дышит пылью, полной тяжелых металлов.

В начале февраля появилась очередная страшная новость, что московские дороги посыпают запрещенными радиоактивными реагентами. В ней было много неясного: некие общественники отнесли в лабораторию факультета почвоведения МГУ реагент с дорог, который оказался то ли галитом, то ли другим запрещенным реагентом («средство борьбы с гололедом», или СБГ) с повышенным содержанием радиоактивного вещества К40.

За новостью последовал шквал скептических комментариев. Мол, галит – это обычная карьерная соль, сырье для поваренной. Сотрудники МГУ открестились от участия в исследовании. Членов межрегионального общественного центра «За безопасность российских дорог», заказавших экспертизу, торжественно уличали во лжи. С одной стороны, это было несложно, с другой – очень всех успокаивало, ведь если экспертиза подозрительная, то и бояться нечего.

Как и многие журналисты тогда, я разговаривал с волонтером центра «За безопасность...» Романом Корниловым. Он говорил, что они не первый год собирают образцы соли на улицах Москвы и на складах и отправляют их в несколько лабораторий. Корнилов объяснил, что в этот раз они с коллегами поторопились сделать заявление в прессе до получения бумаг, из-за чего и вышел конфуз. Позже он скинул мне копию результатов анализа на радиоактивность, проведенного в лаборатории «Академсертификат», согласно которому действительно образцы фонили вдвое больше (668 беккерелей на килограмм), чем позволяют правила зимней уборки, принятые департаментом ЖКХ. 26 февраля центр распространил подробный пресс-релиз с результатами уже химического анализа: образцы действительно оказались галитом (технической солью) и СБГ.

Запретные материалы

Из галита путем тщательной очистки можно получить поваренную соль, но в сыром виде он опасен из-за неопределенности состава и отличается от поваренной соли примерно так же, как железная руда от стали. Природная соль, которая добывается в карьерах и никак не очищается, может содержать свинец, ртуть, мышьяк и чуть ли не всю таблицу Менделеева. Поэтому галит по технологии уборки дорог не разрешен. Но даже самая чистая соль по современным стандартам не может использоваться как противогололедный реагент.

Как, впрочем, и СБГ – реагент, который раньше производился Уральским заводом противогололедных реагентов. С СБГ шесть лет назад случился громкий скандал. В 2006–2007 годах, после удачной пробной закупки, в Москву поставили 80 тысяч тонн этого реагента. Вскоре оказалось, что основная партия разительно отличается от пробной. Мало того, что в СБГ обнаружился набор тяжелых металлов и превышенная вчетверо концентрация радионуклида К40 (того самого, о котором говорят общественники из центра «За безопасность дорог»), так еще и работал он из рук вон плохо. Реагент медленно растворялся и начинал плавить лед на дорогах, превращаясь в скользкую грязь, в самый неподходящий момент – под колесами во время интенсивного движения машин. Повторные экспертизы показали, что в СБГ – высокое содержание нерастворимого осадка неопределенного состава, из-за которого он плохо работает и опасен для окружающей среды и человека. Об этом много писали, московские власти даже судились с поставщиком «СБГ-Трейдинг», правда, безрезультатно – в феврале 2008 года Арбитражный суд отказал в удовлетворении иска. Сегодня сайт «СБГ-Трейдинг» закрыт, и только в кэше или случайных копиях можно найти бодрые статьи, в которых Рустам Гильфанов, экс генеральный директор «СБГ-Трейдинг», расхваливает свой товар. Сегодня Гильфанов возглавляет Уральский завод противогололедных материалов, который по-прежнему, через трейдеров, служит главным производителем твердых реагентов для Москвы.

Из 80 тысяч тонн закупленного шесть лет назад СБГ на момент разоблачения на складах Москвы еще осталось около 14 тысяч тонн. Объявленный в прошлом году аукцион на их утилизацию на сумму 37 млн рублей был отменен. Есть только два варианта, куда делись эти 14 тысяч тонн ядовитого реагента: либо он до сих пор хранится на складах (что вообще-то стоит 200 рублей в год за тонну), либо его потихоньку рассыпают по дорогам Москвы.

Корнилов считает, что происходит и то, и другое. «Результаты анализа образцов с улицы это подтверждают. К тому же, я видел на базах мешки с галитом и СБГ».

Спустя несколько дней мы едем на склады с другом и коллегой Корнилова, депутатом муниципального собрания района Аэропорт, Романом Дьячковым. «Я вижу, что наш район закупает и закупает эти реагенты, – говорит мне Дьячков, пока мы идем от машины к складскому помещению в Наставническом переулке (потом я выяснил, что там находится одна из крупнейших московских окружных баз хранения реагентов), но что конкретно сыплют нам под ноги и зачем в таких количествах, я не понимаю».

Первое, что я вижу в дальнем конце склада, – присыпанная снегом гора мешков с логотипом СБГ.

Впрочем, последний раз город закупал этот реагент лет пять назад, так что содержимое мешков уже окаменело. Гораздо интереснее оказался наш улов на другой базе по адресу Новая Переведеновская, 10, где мы обнаружили стройные ряды бигбэгов с надписью «Галит». Эти мешки, судя по штампам, привезли из украинского Соледара на днях, 18 февраля. По ГОСТу это чистая поваренная соль, которую не разрешают применять действующие правила зимней уборки.

Фотографий грязно-желтого зернистого порошка, рассыпанного на улицах, в интернете море. Мой знакомый активист во дворе собственного дома в Центральном округе видел и фотографировал, как дворники разгружали мешки галита с надписью «Руссоль». Узнав, что я занимаюсь этой темой, он любезно предоставил мне снимки.

История засоления

То, что в городе рассыпают много твердых реагентов, видно невооруженным глазом. Заведующий кафедрой агроинформатики факультета почвоведения МГУ профессор Дмитрий Хомяков не раз говорил в интервью, что уровень допустимого масштаба использования реагентов в Москве превышен в десять раз.

На сайте департамента ЖКХ я обнаруживаю правила зимней уборки разных лет. В последнее время они стали меняться почти ежегодно: в 2009-м, в 2010-м и даже был проект 2012-го, который пока не утвердили. Подробный сравнительный анализ изменений в правилах я нахожу в докладе того же Хомякова на конференции «Нерешенные экологические проблемы Москвы».

Согласно правилам, опубликованным на сайте департамента ЖКХ, за последние три зимы максимальный допустимый объем противогололедных смесей вырос втрое – с 148 тысяч до 450 тысяч тонн. Нечто похожее уже происходило в 1990-е годы, когда каждую зиму на Москву высыпали около 300 тысяч тонн реагентов, что и привело к засолению почвы (и гибели растений) к началу нового века. Тогда мэр Лужков собрал чиновников и ученых, химиков и экологов и велел свести к минимуму соляную нагрузку на город. На проезжей части стали использовать больше жидких реагентов (концентрация солей в них почти вчетверо меньше, чем в твердых, а эффективность больше), начали применять смесь поваренной соли с хлоридом кальция (такая смесь служит золотым стандартом ПГР во всем мире), а также полностью запретили использование химикатов на тротуарах и во дворах, оставив только гравий. Последнее казалось слишком радикальной мерой, химики предлагали оставить дворникам хотя бы 10 тысяч тонн. По словам очевидцев, Лужков настаивал. «Я знаю своих дворников! – сказал он. – Если мы полностью им запретим, они все равно будут исподтишка использовать остатки, как раз и получатся 10 тысяч тонн». В результате к 2007 году соли в Москве стало меньше.

В марте 2010 года руководитель департамента ЖКХ Андрей Цыбин на заседании правительства Москвы докладывал мэру Лужкову, что, «несмотря на сложные погодные условия, <...> нашли возможность по сокращению применения реагентов». С уходом Лужкова начался передел не только рынка, но и самих правил уборки. Департамент Цыбина, рапортовавшего об успехах по снижению соляной нагрузки, вскоре после ухода Лужкова с поста мэра начал существенно менять правила уборки в сторону увеличения расходов: общая стоимость за год с 2010 по 2011-й выросла даже больше чем втрое – с 1,3 млрд до 4,5 млрд рублей.

Применение жидких реагентов сократилось в пользу твердых. Общее количество обработок реагентами возрастает до 160–170 (то есть почти ежедневно). Пропорционально растет и вред для здоровья горожан, почвы, растений и в целом экосистемы города. В том же прошлогоднем докладе Хомяков пишет, что для зимы 2012–2013 года на закупку реагентов город планирует потратить уже 7 млрд рублей, а солевая нагрузка на территорию города может увеличиться до 500 тысяч тонн. И что весь твердый реагент сегодня в Москву поставляет единственный производитель – Уральский завод противогололедных материалов.

Значения в пределах допустимых

Чтобы узнать, действительно ли все так, как написано в новых правилах уборки, я попытался встретиться с людьми из департаментов ЖКХ и природопользования.

В пресс-службе департамента ЖКХ меня попросили прислать официальный запрос на бланке организации, чтобы его рассмотрели в течение трех рабочих дней. Через три дня ответили, что следовало обратиться не к ним, а в мэрию. В мэрии мне предложили написать новый запрос в приемную пресс-секретаря Гульнары Пеньковой. Через три дня из приемной запрос передали в приемную Петра Бирюкова, заместителя мэра по ЖКХ, и дали мне номер моей заявки. У Бирюкова сказали, что звонить следует не им, а в канцелярию. В канцелярии по номеру заявки дали телефон исполнителя моей заявки, пресс-секретаря Бирюкова Игоря Пергаменщика. Дальше оказалось, что его сейчас заменяет Анна Телегина. Телегина объясняет мне, что теперь следует звонить не им, а в пресс-службу департамента ЖКХ. Цепь замкнулась.

Параллельно неожиданно легко я договорился об интервью с главой департамента природопользования Антоном Кульбачевским. Мы встретились неподалеку от его офиса – в грузинском ресторане на Арбате.

«То, что меня в прессе пытаются к этой теме привязать, носит политическую подоплеку, – говорит Кульбачевский еще до того, как я успеваю задать первый вопрос. – Эта тема не совсем входит в обязанности нашего департамента».

По его словам, реагенты закупает департамент ЖКХ, технологию уборки тот же департамент заказывает «группе экспертов – дорожников, химиков, экологов». Затем разработанные правила проверяют другие независимые эксперты по заказу Росприроднадзора. «Наша задача сводится только к мониторингу состояния окружающей среды, воздействия на нее реагентов, – говорит Кульбачевский. – В принципе, ничего там нету такого супернегативного, все в пределах допустимых значений». В подтверждение я получаю копию результатов мониторинга, в которой так и написано: «Значения в пределах допустимых».

Также Кульбачевский сообщил мне, что он не доверяет Хомякову и не подтверждает цифру 450 тысяч тонн, реальное количество реагентов на дорогах Москвы вдвое меньше. Информация о монополии УЗПР, по словам Кульбачевского, также не соответствует действительности, химический состав смесей прописан в правилах уборки, его могут производить все, кто захочет. «Но мы с вами не производим, вы журналистикой занимаетесь, я природу охраняю. Я как эколог вообще против применения реагентов, но они будут в любом случае применяться в городе, без них невозможно».

Что же до скандала в начале февраля с галитом и СБГ, в него Кульбачевский тоже не верит. «А кто его нашел? Наша лаборатория этого не подтверждает, и все нам известные сертифицированные лаборатории этого не подтверждают. Пришел какой-то Вася, взял какую-то соль и сказал, что нашел что-то. Получается либо пугалка, либо опять какая-то конкурентная борьба. Я вообще не слышал ничего про этот реагент и официальных документов никаких не видел. Лично я – нет».

Выходя из ресторана, на прощание Кульбачевский показывает крупную белую крошку на асфальте и объясняет, что это не соль, а мрамор, то есть мел, то есть совершенно безвредный для окружающей среды материал – и лихо растирает его в порошок каблуком блестящего черного ботинка.

Формула закупок

Вернувшись в редакцию, я нахожу на сайте Общества защиты прав потребителей (ОЗПП) запись о прошлогоднем обращении в прокуратуру с просьбой проверить законность экспертного заключения об экологической безопасности изменений в правилах зимней уборки. Смысл претензии юристов ОЗПП сводился к тому, что в тексте экспертизы описан потенциальный вред этих изменений, но в конце парадоксальным образом дается положительное заключение.

Я звоню юристу ОЗПП Сергею Емельянову, который и подавал заявление в прокуратуру, чтобы узнать, чем кончилось дело. «Они отправили нас куда подальше, – говорит Емельянов. – Сказали, что нет оснований для разбирательства, что достоверность экспертного заключения не вызывает сомнений».

Тогда же, в октябре прошлого года, ссылаясь на заявление представителей ОЗПП, газеты писали, что московские улицы посыпают низкокачественными солями. Ни прокуратура, ни московский департамент природопользования, ни Росприроднадзор не придали этому значения. Действительно, трудно доказать, что дороги посыпают запрещенными реагентами, когда чиновники, которые должны за этим следить, первыми отрицают сам факт.

Уткнувшись лбом в этот тупик, я возвращаюсь к началу и пытаюсь найти авторов одобренных изменений – тех самых независимых экспертов, дорожников и химиков, приглашенных департаментом ЖКХ, про которых мне рассказывал Кульбачевский. И вот тут выясняется, что на сайте госзакупок есть данные о состоявшемся аукционе на внесение изменений в правила зимней уборки. Этот аукцион на 2,5 миллиона рублей выиграло НПО УМК («Уральская мраморная компания»), зарегистрированная в декабре 2011 года с уставным капиталом 10 тысяч рублей, которая занимается то ли строительством, то ли «торговлей сельскохозяйственным сырьем и живыми животными». Выходит, именно в этой фирме, находящейся в Екатеринбурге по адресу Сибирский тракт, 12, офис 301, работают те самые независимые эксперты, которые получили от московской мэрии 2,5 млн рублей за внесение противоречивых изменений в правила зимней уборки города.

На том же сайте госзакупок я нашел в общей сложности шесть аукционов, состоявшихся в 2012 году, на поставку ПГР в Москву – на общую сумму более 3,8 млрд рублей (заказ №0173200001412000830, заказ №0173200001412000828, заказ №0173200001412000936, заказ №0173200001412000935, заказ №0173200001412001259 и заказ №0173200001412000864). 

Рост закупок виден и в других документах – планах заготовки реагентов 2008–2009 года и 2010–2011 года. Если посмотреть статистику госзакупок за последние девять лет, видно, что в 2007 году общий объем был минимальным – 91 тысяча тонн, а дальше он рос год от года и достиг 318 тысяч тонн в 2011 году. С одной стороны, в 2011 году был объявлен тендер на два года вперед, чем и объясняется беспрецедентно крупная закупка. Но зимой 2012–2013 года проходят новые аукционы, так что итоговая внеочередная закупка составляет 220–260 тысяч тонн. Ровно об этом количестве мне честно сообщил Кульбачевский. Не упоминая, однако, что прошлогодний аукцион предполагался на два года вперед.

«Тогда всем участникам рынка смешало карты то, что правительство Москвы объявило двойную закупку, – объяснил мне Сергей Мизитов, руководитель проектов компании Zirax (одного из крупнейших производителей противогололедных реагентов). – Был аукцион на твердый реагент (ХКНтв) сразу на 50 тысяч тонн. Мы не могли потянуть такие объемы. А на следующий год ни мы, ни никто другой не участвовали, потому что уже было не в чем участвовать».

К следующему году правила зимней уборки были переписаны таким образом, что в объявленном аукционе могли принимать участие только компании, которые производят конкретную смесь, включающую неожиданные компоненты, такие как формиаты калия и натрия, хлорид калия и так далее. Такую смесь до последнего времени не производил ни один завод в мире, а с 2011 года стал производить Уральский завод противогололедных реагентов.

В своем докладе Хомяков пишет, что формиаты нужны, только чтобы обосновать высокую стоимость реагента и обеспечить конкурентные преимущества. А соли калия и другие минеральные удобрения вообще запрещено использовать законом вне агротехнологий. Чтобы разобраться, зачем могут быть нужны все эти компоненты, я звоню самому непредвзятому химику, которого знаю, – своему отцу, Баграту Шаиняну, заведующему лабораторией в иркутском Институте химии РАН. Сложно найти человека более далекого от интересов на московском рынке реагентов.

«Формиаты могут использоваться как средства против коррозии, чтобы машины не ржавели, – объясняет мне отец. – Хлористый калий плохо плавит лед, непонятно, зачем бы его добавлять. Как и карбонат кальция, или мел». Я не понимаю, зачем в смесях для тротуаров дорогие антикоррозийные формиаты в количестве «не более 80 процентов».

На мой вопрос, почему бы другим производителям не делать подобные смеси, Сергей Мизитов из компании Zirax только развел руками: «У нас разная идеология, мы считаем, что эффективные и максимально безопасные смеси давно разработаны – это чистая поваренная соль плюс хлористый кальций. Формиаты тоже только удорожают смесь».

Коррупционные схемы, благодаря которым трейдеры единственного Пермского завода получают заказы самого лакомого рынка ПГР в России, многократно обсуждались в сети в прошлом году закупщиками. На сайте госзакупок сохранилась информация о двух аукционах, объявленных в мае и июне 2012 года (заказ №0173200001412000829 и заказ №0173200001412000863), цена на реагент в которых составляла 9,4 рубля за килограмм. Они не состоялись, поскольку не было подано ни одной заявки. Тогда Петр Бирюков пишет мэру Собянину письмо (его копия теперь есть у меня в редакции), в котором просит поднять закупочную цену до 12,6 и 13,5 рубля за килограмм. Собянин одобряет эту идею, и в июле объявляются новые аукционы, их вскоре выигрывают, соответственно, НПО «Путевые технологии» и ООО «Башхимпром». Впрочем, эти цены ниже, чем цена комбинированного реагента для тротуаров на основе мраморной крошки – 18,5 рубля за килограмм, причем в аукционах 2013 года средняя цена уже перевалила за 20 рублей за килограмм.

Трудно сказать, чем объясняются столь высокие цены. Производство реагента состоит в том, что завод закупает компоненты, смешивает их и фасует смесь. Рыночная цена чистой поваренной соли составляет 2,5–3 рубля за килограмм, хлористого кальция – 12–14 рублей за килограмм, формиатов – 17–22 рубля. То есть себестоимость эффективных и наиболее популярных в мире смесей хлористого натрия и кальция в пропорции 3:1 (под названием FS30) составляет около 5–6 рублей за килограмм. Прикинуть себестоимость реагентов, которые поставляются в Москву, невозможно, потому что никто точно не знает их состава.

То, что оба победителя аукционов – это трейдеры Уральского завода противогололедных материалов, мне рассказал главный редактор журнала «Химия и бизнес» Анатолий Перхов. О том же не раз писала деловая пресса и в прошлом, и в позапрошлом году. В сентябре 2011 года НПО «Путевые технологии» выиграло аукцион на поставку реагентов на сумму 2,5 млрд рублей. Компания была единственным участником тендера.

Мне трудно понять, почему, например, при гигантских прошедших аукционах в начале 2013 года объявляются новые. И почему Москва закупает многокомпонентный сложный ПГМ по 18 рублей за килограмм, а на базах я нахожу галит производства «Артемсоль» и «Руссоль», красная цена которому – 3 рубля.

Астма вместо вывиха

Судя по объемам закупок, на каждого человека приходится в среднем по 30 килограммов соли неопределенного состава за зиму. Твердые реагенты плохо плавят лед, зато на сухом асфальте они растаптываются в пыль, которая поднимается с ветром в воздух. Так мы вдыхаем взвесь, содержащую соли, тяжелые металлы и радионуклиды.

В паспорте химической безопасности реагентов рецептура смесей прописана крайне расплывчато. Например, тех же формиатов в нем «не более 80 процентов», хлорида натрия (поваренной соли) – «не более 60 процентов», то есть от 0 до 80 и от 0 до 60 процентов. И так по каждому компоненту, а всего их в ПГР восемь, и разброс по каждому из них составляет 80 процентов. То есть даже по официальным действующим правилам никто, включая поставщиков, не может гарантировать, из чего состоят эти смеси.

Зато в текущих правилах есть допустимые нормы содержания ртути, свинца, мышьяка и других токсичных веществ и тяжелых металлов. Их общая разрешенная концентрация составляет 668 мг/кг, то есть в пересчете на сотни тысяч тонн реагентов за зиму выходит около 300 тонн особо опасных химических элементов.

Все это означает, что за парадоксально большие деньги город посыпают далеко не самыми эффективными и небезопасными химикатами в невероятных количествах. Многие тяжелые металлы способны накапливаться в организме годами, провоцируя болезни внутренних органов и нервной системы, рак и генетические нарушения у детей. Чтобы получить острое отравление, конечно, нужно плотное соприкосновение с ядом, например, на вредном химическом производстве. Однако в микродозах тяжелые металлы могут быть не менее коварны, обладая не менее сильным, но менее очевидным отсроченным эффектом.

В начале февраля, вероятно, в противовес начавшейся волне разговоров о вреде бесконтрольного применения реагентов пресс-секретарь департамента ЖКХ Игорь Пергаменщик заявил журналистам, что травматизм благодаря применению реагентов на тротуарах и во дворах снизился вдвое. Но если на Москву действительно высыпают 300 тонн токсичных тяжелых металлов в год, мэрии пора начать следить не только за травмами, но также за ростом заболеваемостью аллергиями, астмой и болезнями дыхательных путей, раком и другими смертельными болезнями. Если ничего не изменится, текущие правила уборки будут работать еще десять лет. То есть как минимум ближайшие десять лет мы будем дышать ядами.