Емельян Пугачев. Портрет, приложенный к изданию «Истории пугачевского бунта» А. С. Пушкина, 1834. Пушкин сам заказал эту гравюру с портрета, хранившегося в имении Вяземского.
История дел Емельяна Пугачева благодаря пушкинской цитате прочно получила в русской культуре определение «русского бунта, бессмысленного и беспощадного». Внушенное словами Пушкина убеждение, что любое самостоятельное выступление «низового» русского народа с оружием в руках против властей оказывается достойным только презрения к его целям и ужаса перед последствиями, вполне соответствует духу нынешнего времени (а также уголовному законодательству Российской Федерации). И все же Емельян Пугачев вряд ли возник в русской истории случайно. То темное и невыговариваемое, что нашло выход в его выступлении, оказалось высказыванием о России и про Россию.
Пугачевщина прошла по востоку страны в 1773–75 гг. Это время в нашей истории считается славным — Россия распространялась на юг и запад, уже приступила к разделу Польши и победоносно воевала с Турцией. Екатерина изложила в Наказе Уложенной комиссии, что «Россия есть европейская держава», надеясь трудами этой комиссии дать России новое законодательство, поскольку, как сказано в том же наказе, «законы, весьма сходственные с естеством суть те, которых особенное расположение соответствует лучше расположению народа, ради которого они учреждены». Однако все эти достижения совершались в специфических условиях и требовали свою цену — прежде всего, укрепления государства и установления контроля над территорией и населением.
За рекой
Несмотря на то, что империя уже давно шагнула за Уральский хребет и вышла к Тихому океану, сила присутствия государства на многих ее территориях вне городских центров и важных путей коммуникации проявлялась достаточно слабо.
Территория Заволжья к югу и Востоку от Казани представляла обширное и плохо контролируемое центральной властью пространство, где проживали различные нерусские народы. Большими кочевьями здесь владели башкиры, считавшие эти земли своими, ссылаясь в том числе на жалованные грамоты, вроде бы полученные от Ивана Грозного после падения Казанского ханства. Русское население тех краев долгое время во многом пополнялось за счет многочисленных беглецов, которые старались затеряться в степном краю, подальше от собственно России, благо представители русской власти, заинтересованные в поселенцах, не всегда стремились подробно выяснять, кто и почему решил обосноваться за Волгой. Велика была и доля раскольников. Крупные общины староверов с монастырями возникли на реке Иргиз — левом притоке Волги. Южнее и восточнее на реке Яик (ныне Урал) располагались станицы яицких казаков, центром поселений которых был Яицкий городок (Уральск) — эти поселения находились на границе русской ойкумены, яицкие казаки в большинстве придерживались старой веры, и долгое время воспринимали свою связь собственно с Россией и имперской властью как достаточно эфемерную, впрочем, признавая верховенство монарха. Что же касается экономики, то тут связь с российским (а через него и с европейским) рынком была очень значима: основу доходов казаков составлял рыбный промысел. Когда восстание Пугачева уже получило широкий размах, французский посланник в Петербурге Франсуа-Мишель Дюран Де Дистрофф, составляя донесения о событиях французскому двору, посчитал нужным пояснить, что «возглавляемые им мятежники — это те самые казаки, которые занимаются ловлей осетра и белуги и поставляют в Европу икру».
Яицкие казаки на марше. Неизвестный художник.
На востоке у Уральских гор, а также и на башкирских землях существовал другой элемент русского присутствия — металлургические заводы, к которым были «приписаны» крестьяне, считавшиеся собственностью государства. Заводы работали как для внутренних потребностей страны, так и для внешних рынков, поставляя металл в Европу. Так что эти далекие полудикие территории были достаточно прочно связаны с мировой торговлей.
