Кустодиев придумал свой русский мир. Яркий, красочный, праздничный, дородный, местами залихватский. А еще этот мир глубоко ироничный. Ирония — основа этого мира, такая же, как праздничность и яркость. Именно из иронии рождается у Кустодиева жизнеутверждающее начало. Именно через иронию соединяются сказка и реальность. Это делает Россию, созданную Кустодиевым, одновременно абсолютно реальной и полностью выдуманной.

В 1909 году у художника начинаются большие проблемы со здоровьем. Опухоль спинного мозга. Он активно лечится, в том числе за границей, но ничего не помогает. Боли усиливаются, отказывают руки. В 1916 году после операции удается вернуть подвижность рук, но проблемы переходят на ноги. В 1917 году он оказывается практически прикован к постели. В том же 1917 году происходит революция, которая буквально уничтожает Россию Кустодиева, ту реальность, на которую он опирался, создавая свою сказку. Революция, голод, Гражданская война, советская власть — какой тут праздник, какая яркость, какие дородность и красочность. Но не для Кустодиева. Страшная болезнь и крушение привычного уклада делают его художественный мир еще более ярким и жизнеутверждающим. Он словно бы настаивает: его Россия неподвластна ни революциям, ни болезням, ни любым катаклизмам.

И этот кустодиевский мир совсем не похож на любые варианты сказочной Руси — это городская цивилизация, где пространство насыщено красками, людьми, зданиями. Все действо русской жизни происходит на фоне городского пейзажа. На фоне лавок, домов и церквей. Особенно церквей. Церкви — главный и непременный элемент картин Кустодиева. Причем если люди (их лица, одежда, движения), лавки (с нарочито большими вывесками) и даже дома находятся полностью в пространстве художественной иронии, то церкви практически исключены из этой логики. Они являются знаком реальности, важнейшим ее элементом. Организующим началом, основанием для праздника.

⤢

Борис Кустодиев «Русская Венера». Из собрания Нижегородского государственного художественного музея.

Церкви есть практически на всех картинах Кустодиева. Даже там, где, казалось бы, им нет места вовсе. Вот знаменитая «Русская Венера». Если присмотреться, то увидим в предбаннике окно, а за окном — русский провинциальный город и, конечно же, церкви.

И да, несмотря на то, что реальность у Кустодиева сказочная, а последние 10 лет жизни он буквально не выходил из дома — но на его картинах церкви чаще всего вовсе не условные, а вполне конкретные. И узнаваемые. Бывает, конечно, что Кустодиев насыщает пейзаж условными зданиями и церквями (как на всех своих «Масленицах», например), но чаще всего отталкивается от реального пейзажа и реальных церквей.