Г

енпрокуратура начала проверку обстоятельств смерти Магнитского. По поручению Медведева. Что произойдет? Скорее всего, ничего особенного. Ну, возбудят уголовное дело, ну, снимут главврача тюрьмы за то, что он допустил халатность, повлекшую за собой смерть. Но что это изменит в глобальном смысле? Магнитскому уже не поможешь, другим арестантам тоже – снятие с должности или даже наказание врача Бутырки не отразится на жизни заключенных других тюрем России. Все равно в СИЗО один врач на все случаи жизни, и до него не докричишься. И потом, даже если организовать при каждом СИЗО отличную больницу – и ресторан – проблема ведь не решится, поскольку она лежит не в этой области. На самом деле, проблема в том, что до суда сажают людей, подозреваемых в экономических преступлениях. Эти люди не совершили ни убийств, ни насилия, но их массово арестовывают. В прошлом году «Бизнес Солидарность» организовала международную конференцию по проблеме массовых досудебных арестов. Мы обсуждали, какие меры пресечения применяются по экономическим преступлениям на Западе. Приехал действующий федеральный судья из Нью-Йорка и рассказал, что он спрашивал у своих коллег, могут ли они назвать хоть один случай, когда они применяли арест по экономическим обвинениям. И никто не смог вспомнить ни одного случая. В США есть 18 мер пресечения, помимо тюремного ареста, начиная от залога и заканчивая арестом активов или домашним арестом. Главная идея – предоставить человеку возможность нормально защищаться в суде, ведь только он сам может рассказать, что это была за сделка, какие у нее были цели, какие документы подтверждают его невиновность. Такая ситуация неприемлема, когда тебя подняли в 5 утра, возили в автозаке по Москве на протяжении шести часов, и после этого ты должен защищаться, стоя в клетке… В России арест человека стал самоцелью работы правоохранительных и судебных органов. Царицей Доказательств. Когда Владимир Путин спрашивает «Где посадки?», становится ясно, что система работает тем лучше, чем больше людей оказывается за решеткой. Таких, как Сергей Магнитский, ожидающих решений суда или осужденных по экономическим преступлениям, тысячи, сотни тысяч. Суды штампуют ходатайства следователя, все, что ему нужно – подписать ходатайство у начальника и поставить печати. Суд проверяет лишь наличие правильно оформленного ходатайства, если вдруг захочет проверить что-то еще, то на него сразу обрушивается вся мощь системы. Председатель суда спросит: «Почему ты выпускаешь? Взял деньги от обвиняемого?» Такой судья очень быстро становится белой вороной и обвиняется в коррупции. То, что Магнитскому пришлось провести год в ожидании суда – и еще он бы провел год в самом судебном процессе, – тоже обычная ситуация: и следствие, и суд должны пройти все этапы, вызвать всех свидетелей. А если свидетелей 150, и они не приходят? Впрочем, можно ведь и быстро всех судить, это не проблема. Давать срок и быстрее отправлять на зону – говорят, там все же лучше, чем в СИЗО. А вообще, предлагаю еще более простое решение: обнести всю страну колючей проволокой, и тогда не надо будет тратить денег на суды, ведь вся страна будет большой тюрьмой – и коррупцию победим, и правоохранительной системе будет проще. Если серьезно, я считаю, что надо менять тренд, нельзя сажать в тюрьму людей, подозреваемых в совершении экономических преступлений, ведь они не убийцы, не насильники, они не представляют угрозы обществу. В случае убийства есть труп, его никуда не денешь, и нет вопроса, было преступление или нет, есть другие вопросы – кем оно совершено, когда, при каких обстоятельствах. В судебных процессах в экономической сфере нужно еще доказать сам факт того, что преступление вообще было. И потом, когда речь идет о деньгах, почему мы считаем, что деньги гораздо важнее свободы человека? У нас ведь и в законе написано, что арест – это крайняя мера, арест – это ведь почти как убийство: вот был человек, а вот он в тюрьме, а значит, его как бы и нет. Что делать? В УПК нужно прописать, что суд должен разбираться в обвинении, смотреть, достаточны ли доказательства… Арестовавший судья должен понимать, что арест предпринимателя, не представляющего общественной опасности, вызовет подозрение, а не наоборот. Сейчас если у человека есть загранпаспорт или если следствие предполагает, что у него «есть связи» – вот порочная формулировка: «у него есть связи, он может ими воспользоваться, уйти от правосудия, убежать, скрыть следы…». А какие следы скрывать? Вся документация, бухгалтерские отчеты уже, скорее всего, изъяты, отксерокопированы несколько раз, и уничтожать больше нечего. А в сфабрикованном уголовном деле, как правило, материалами самого дела уже доказано, что преступления нет. Какой смысл тогда человека держать под стражей? Почему никто не задается этим вопросом? Нужно в корне менять отношение к личности человека и к преступлению, в котором его подозревают. Нужно определить, опасен ли человек для общества, так уж ли необходимо держать под стражей московского предпринимателя, у которого 50 сотрудников, жена, двое маленьких детей и так далее. Был разговор о том, что нужно засчитывать один день В СИЗО за 2 на зоне, но где-то затерялся этот проект. Далеко не каждый человек готов пуститься в бега и скрываться от современного российского правосудия, далеко не у всех есть деньги на Лондон. Возьмем Виктора Денисенко из Таганрога («Как меня пытаются посадить»)– он ведь никуда не собирается бежать. В комментариях ему пишут: «Беги, мы уже сбежали». А он отвечает: «Я ведь не виноват, почему я должен бежать? Я докажу свою невиновность. Смотрите, вот моя лицензия, это сфабрикованное дело. Почему я должен бежать? Я ни в чем не виноват!». Это тоже позиция. Я ему говорю про статистику приговоров, про то, что 0,1% оправдательных решений… Президент говорит о модернизации. Эксперты говорят о том, что ее некому делать. А может, ее будут делать судимые предприниматели, находящиеся в колониях…?