Перенастройка репрессий. Как изменяется антиэкстремистская политика в России?

Информационно-аналитический центр «СОВА» – одна из ведущих в России организаций, занимающихся сбором и анализом данных о националистических, религиозных и радикальных группах в России и их отношениях с властью. К примеру, центр регулярно публикует отчеты о динамике вынесенных приговоров по антиэкстремистским статьям, по которым за последние полтора года четко прослеживается тренд на снижение числа обвинительных приговоров. Александр Верховский объясняет причины этого тренда и дает прогноз о том, как будет строиться антиэкстремистская политика Кремля в дальнейшем. Текст впервые был опубликован на английском языке на сайте PONARS Eurasia.

В январе 2019 года впервые в истории российского антиэкстремистского законодательства вступила в силу смягчающая поправка к нему, а именно – к самой известной статье 282 УК о возбуждении ненависти и унижении достоинства по ряду групповых признаков. Поправка внедрила механизм так называемой административной преюдиции, что делает первое правонарушение по этой статье административным, а не уголовным, если нет отягчающих обстоятельств. При этом уголовная ответственность в таком случае наступает только при повторном правонарушении в течение года. Поправку можно считать скромным результатом неожиданно откровенной дискуссии об антиэкстремистских злоупотреблениях, которую можно было наблюдать в Госдуме и на иных официальных площадках во второй половине 2018 года. Гораздо более серьезные, хотя все равно не революционные предложения Совета по правам человека были отвергнуты.

Тем не менее, случай смягчения одного из ключевых и наиболее известных элементов антиэкстремистского законодательства столь необычен для репрессивной политики в годы правления Владимира Путина, что нуждается во вдумчивой интерпретации.

Мнения правозащитников об этом эпизоде разошлись. С одной стороны, реформа вселяет осторожные надежды. С другой стороны, до нее события развивались настолько мрачно, что позволили говорить о своего рода ресталинизации репрессивной политики в России. Более того, механизм административной преюдиции, примененный к статье 282, порождает опасения, что перед нами, скорее, способ перейти к более массовым репрессиям; а, например, Лев Пономарев уже усматривает в применении других политизированных статей УК, в которые заложен тот же механизм. И конечно, нельзя забывать, что реформа коснулась лишь одного элемента антиэкстремистского законодательства, что отнюдь не подрывает его жизнеспособности в целом.

На чем основывается антиэкстремистская политика Кремля?

Антиэкстремистская политика в России была сконструирована в 2002–2007 годах в качестве инструмента противодействия трем основным явлениям:

• идейно мотивированному насилию, от расистского до антиправительственного (формально сюда включается и терроризм, но фактически к нему применяется отдельный механизм противодействия);
• подстрекательской агитации (то есть призывам к идейно мотивированным противоправным действиям), причем на практике здесь можно проследить разные политики по отношению к разным идейным секторам, первое место среди которых занимают ультраправые, а второе – радикальные исламисты; сюда же добавлен такой объект противодействия, как «язык вражды»;
• организациям и группировкам, ориентированным на перечисленное выше, большим или малым, реально практикующим масштабное насилие или являющимся лишь кружками единомышленников.

На практике антиэкстремистская политика действительно в большей степени была направлена на антиконституционную деятельность в диапазоне от очень опасной до совершенно незначительной. В ходе ее «настройки», с одной стороны, в законодательство были введены весьма прогрессивные элементы (например понятие «преступлений ненависти»), но с другой – такая политика создала базу для архаичных по сути преследований инаковерующих. В целом, этот необычайно широкий по целям, очень гибкий и прекрасно приспособленный к злоупотреблениям инструмент является ярким примером того, что в ранние путинские годы называлось «диктатурой закона».

Сколько осуждают по антиэкстремистским статьям?

После быстрого роста числа приговоров по антиэкстремистским обвинениям с конца нулевых в 2018 году мы наблюдаем беспрецедентное снижение числа приговоров по двум из трех основных категорий «преступлений экстремистского характера». На графике ниже к первой категории «преступлений-высказываний» отнесены статьи УК о возбуждении ненависти (282), призывах к экстремистской деятельности (280), терроризму (205.2) и сепаратизму (280.1), а также «исторический ревизионизм» (354.1) и «оскорбление религиозных чувств» (148, части 1 и 2). Ко второй категории относятся статьи об участии в экстремистском (282.1) или террористическом (205.4) сообществе, а также продолжение деятельности запрещенной экстремистской (282.2) или террористической (205.5) организации. Правда, третья категория – преступления ненависти – дала в 2018 году даже некоторый прирост после многих лет спада.

По данным Генеральной прокуратуры об открытых и переданных в суд делах по «преступлениям экстремистского характера» видно, что в начале 2019 года понижающий тренд еще больше ускорился. Если в 2017 году таких дел открывали в среднем по 127 в месяц, в 2018 – по 105, то в первые три месяца 2019 года – всего по 50. В суд передавали в 2017 году по 92 дела в месяц, в 2018 – по 80, в январе-марте 2019 – по 28, причем по «ослабленной» в ходе смягчающей поправки статье 282 УК за эти месяцы было заведено всего 9 дел.