«Легендарная прялка Малевича! Вы что, не знаете о ней?»

Ведущая подкаста «А это законно?» Татьяна Фельгенгауэр продолжает разговор с детективом Скотланд-Ярда Майклом Мак-Нейром, искусствоведом Марией Семендяевой и заместителем генерального директора «Трансперенси Интернешнл – Россия» Ильей Шумановым о коррупции на арт-рынке. Во второй части выпуска о коррупции на рынке искусства пойдет речь о контрафакте и подделках, картельных сговорах на аукционах и взятках предметами искусства.

Татьяна Фельгенгауэр: Хочу задать вам вопрос по поводу рынка контрафакта, как у нас с этим – хорошо, не очень? Потому что мне кажется, когда мы говорим про арт-рынок и про коррупцию всевозможную, без подделок, наверное, тоже не обойтись. Здесь есть коррупционная составляющая, Илья?

Илья Шуманов: Я вспоминаю недавнюю историю Елены Баснер – это дело, если не ошибаюсь, 2009 или 2010 года. Она работала искусствоведом и поучаствовала в продаже картины Бориса Григорьева российским коллекционерам. Стоимость картины оценили в 250 тысяч долларов. Ключевой момент был в экспертизе – является ли эта работа оригинальной. Те, кто проводил экспертизу картины, когда ее приобретали покупатели, в один голос говорили: да, действительно, это подлинник Бориса Григорьева, русского импрессиониста, это действительно краски того времени и т.д. В какой-то момент, когда вдруг покупатели коллекционеры вдруг узнали, что в Русском музее есть такая же картина, был гигантский скандал на рынке искусства в России, а госпожа Баснер попала под уголовное преследование. Но это один из самых редких случаев, которые можно назвать на рынке искусства, когда мошенническая схема вскрывается, потому что в ходе мошеннической схемы теряют все – и покупатели, и продавец, и посредники, и прочее. Несмотря на то, что провенанс у этой картины был и люди доказали как-то, что она была настоящая, объяснили, как она попала в Россию, потом оказалось, что это большой-большой фейк. Это только одна история, про которую мы знаем. По-разному оценивают рынок фейков на рынке искусства. От отдельных искусствоведов я слышал, что 10–15% – это подделки, хорошо сделанные, грамотные.

Татьяна Фельгенгауэр: Майкл, а есть какие-то этапы, в ходе которых устанавливается цена произведения искусства?

Майкл Мак-Нейр: Ну, мы знаем, что здесь задействовано несколько факторов. Конечно, один из важных критериев – это подлинность. Является ли данный предмет подлинным? Если это так, то кто же его автор? Кто этот художник? Это его имя указано на подписи к произведению искусства? И конечно же, история картины. Имеет ли она долгую выставочную историю? Где она выставлялась? Кто владел этим объектом? А действительно ли это редкость? Какую историю купли-продажи имеет? Это уже отдельный вопрос… Конечно, есть целый ряд экспертов по искусству во всем мире, которые были наняты аукционными домами и арт-дилерами, которые будут заниматься ценообразованием. И конечно же, снова ключевой вопрос – не украдена ли она? Это тот фактор, который постоянно обнаруживает себя. Мы знаем, что преступники – это не бизнесмены, а просто воры… Они, очевидно, начинают терять терпение, когда у них есть известная вещь, и они не могут выставить ее на рынок. И тогда все всплывает в тот момент, когда они совершают ошибки из-за собственной жадности.

Мария Семендяева: Развивая тему. На самом деле, этот разговор про фейки хорошо показывает, из чего вообще складывается ценность произведения. В момент открытия границ, Советского Союза, потом появления России с новым рынком искусства, очень было популярно впаривание разных иностранных, часто немецких или швейцарских художников XIX века, которые один в один как всеми любимый Шишкин с его медведями и полями с рожью, соснами, и т.д. Шишкин был всеми любимый и уважаемый, все очень хотели Шишкин. Художников, которые в похожей манере что-то делают, просто дикое количество – и люди брали эти картины и выдавали их за Шишкина. На самом деле они подменяли только имя, то есть картину эту никто не рисовал специально, не пытался сделать ее похожей на Шишкина, это просто была готовая работа, которая написана в очень похожем стиле, но при этом так бы она, конечно, стоила 10 тысяч рублей, а так она стоит миллион, потому что это Шишкин, у него есть бренд Третьяковской галереи и конфет фабрики «Красный Октябрь», которая реет над ним вечно и придает ему невероятную ценность. Понятно, что подделки делаются для того, чтобы заработать деньги и т.д.

В какой-то момент, довольно давно российским музеям запретили давать экспертизу. Раньше при каждом музее была экспертная лаборатория. Это изначально была очень интересная затея, потому что наши специалисты к моменту, когда этот рынок вообще смог появиться, возможно, они только по разу где-то за границей что-то видели. Но в целом, они специалисты по той коллекции, которая есть у них в музее, и когда им приносят что-то другое, то часто они просто этого не видели никогда. Конечно, они могли выдавать, даже сами того не зная, ложные заключения, потому что они просто могли не обладать надлежащей экспертизой. Точно также эти специалисты по своим коллекциям могли выдавать какие-то заключения и действительно быть уверенными, что эти заключения честные и верные, потому что ряд вещей на это указывает. Было очень много случаев, когда они ошибались и не знаю, по какой точно причине, но эту лавочку прикрыли.

Говоря про смену времен, про которую я говорила в начале, сейчас, конечно, пришли на смену старым добрым разглядываниям с лупой и какому-то стилистическому анализу всякие технологические вещи, как, например, есть радиоуглеродный анализ, есть рентгеновские возможности для того, чтобы посмотреть, что там под слоем краски.

Татьяна Фельгенгауэр: В Лувре я была в большой подземной лаборатории, у них там прямо ускоритель частиц.