У истоков маниакальной точки зрения Кремля на международные отношения лежит традиционное и инстинктивное для России чувство незащищенности… Но эта незащищенность внушала опасение скорее российским правителям, а не русскому народу, поскольку российские правители осознавали архаичность формы своего правления…
Джордж Кеннан, 1946 год
5 февраля 1945 года на Ялтинской конференции «Большая тройка» обсуждала вопрос, как в будущем лишить немцев возможности запалить еще и Третью мировую. «Если Пруссия будет отделена от Германии, то ее способность начать новую войну будет сильно ограничена, — рассуждал Уинстон Черчилль. — Создание еще одного большого германского государства на юге, столица которого могла бы находиться в Вене, обеспечило бы линию водораздела между Пруссией и остальной Германией». Это было не что иное, как предложение вернуться к карте Европы середины XIX века, когда заинтересованным державам — в первую очередь России — удавалось вполне успешно держать под контролем «германский вопрос». До поры до времени.
Сражаться на дальних подступах
После наполеоновских войн ключевой задачей политики Петербурга на европейском направлении стало выстраивание такой системы безопасности, которая предотвратила бы повторение ужасающего по разорительности нашествия «двунадесяти языков» на Россию в 1812 году. Система эта базировалась на двух постулатах.
