Митинг «Матерей Площади Мая» в память о своей борьбе с режимом, 2008 год
Фото: Wikipedia / Beatrice Murch
В конце 2022 года в российском обществе слово «Гаага» становится навязчивым образом. Для одних вожделенным, для других кошмарным. Но само международное правосудие в большинстве рассуждений одинаково предстает чем-то неотвратимым, безжалостным и карающим.
На деле и Международный уголовный суд, и специальные институции, создававшиеся по следам конкретных конфликтов, бесконечно далеки от ревтрибуналов и «троек» НКВД. Бал там правят не лихие чекисты в кожанках, а дотошные немолодые мужчины в мантиях. И даже конченого садиста и организатора геноцида здесь будут судить годами, гарантируя подсудимым все полагающиеся права.
Руководители нынешней РФ на гаагских скамьях — сюжет пока что откровенно фантастический. Прежде всего, их отправку туда кто-то должен будет обеспечить. Но кто, как и когда получит весьма токсичное наследство в виде башен Кремля, пока совершенно не ясно. И какие намерения окажутся у этих людей насчет своих предшественников, непонятно тоже.
Трибуналы в нидерландском городе — (не)удовольствие для ограниченного круга лиц. Будет решительно невозможно усадить там рядком всех чиновников, судей, прокуроров, полицейских, пропагандистов и многих других людей, так или иначе причастных ко всему противозаконному, что происходило с начала XXI века в России под эгидой официальной власти.
Даже при самых лучших раскладах для поборников перемен в России, международное правосудие выполнит лишь часть нужной работы. Львиная ее доля достанется самим россиянам. Иначе о работающей демократии и правовом государстве по-прежнему останется только мечтать.
Специальная военная реорганизация
В 1976–1983 годах Аргентиной, крупнейшей в мире испаноязычной страной, управляла военная хунта. В самой южноамериканской стране эти семь лет часто называют «Процессом». Словечко отсылает к любимому заявлению хунты, что она ведет процесс национальной реорганизации.
24 марта 1976 года офицеры во главе с генералом Хорхе Виделой захватили власть в Буэнос-Айресе через бескровный путч. Они использовали сложную социально-политическую обстановку, чтобы внушить жителям: и внутри страны, и за ее пределами много врагов. От порядочных граждан требуется жить прежней жизнью и не мешать настоящим мужчинам в военной форме наводить порядок. Очевидцы потом вспоминали, что хунта опиралась именно на инертность уставших от нестабильности сограждан, а не истовую массовую поддержку.
«Когда я рассказывал друзьям, что ко мне в редакцию пришла очередная женщина, у которой ночью забрали сына, они тут же меняли тему: «Ну что, на какой фильм пойдем в кино?»
— Уки Гоньи, аргентинский журналист
Полноценную идеологию аргентинской хунте заменяли кастовое самосознание, политическая коррупция, рассуждения о традиционных ценностях и конспирология. Многие деятели режима верили в «Андинию» — еврейский заговор по созданию второго Израиля на самом юге Америки. Поэтому пойманным режимом евреям обычно доставалось вдвойне.
Видела приносит президентскую присягу после переворота, 29 марта 1976 года
Фото: Wikipedia / неизвестный автор
«Процесс» часто характеризуют как типичную для Латинской Америки хунту военных-антикоммунистов, вроде пиночетовской в Чили. Но на деле антикоммунизм аргентинских офицеров носил специфический характер. «Официальная» местная компартия даже поддержала переворот 1976 года, и от репрессий там пострадали лишь отдельные активисты.
С главными коммунистами мира — Советским Союзом — Буэнос-Айрес вообще поддерживал плотные торговые связи. Неудивительно, что Видела и его соратники, даже несмотря на сотрудничество со спецслужбами США, не получали прожарок в агитпропе СССР и других социалистических стран.
Куда более опасного врага, чем коммунистов, аргентинские военные видели в перонистах — местном рабочем движении на основе левого национализма. С перонистами традиционно держали связь национальные профсоюзы, от них отпочковывались левацкие вооруженные организации. Такого рода активистов «Процесс» считал самыми опасными. И оказаться боевиком или профсоюзным вожаком в одну ужасную для себя ночь мог каждый аргентинец.
