Максим Покровский на съёмках фильма "Мы есть!"
Фото: Arina Voronova
Режиссер и продюсер Рома Либеров выпустил в открытый доступ фильм-концерт «Мы есть!», в котором участвуют российские артисты с антивоенной позицией — от Андрея Макаревича и Би-2 до Noize MC и «Ногу свело!». Поговорили с лидером «Ногу свело!» Максимом Покровским об этом проекте, а также о рокерах на приеме у Суркова, общности России и Украины и утопическом виртуальном государстве российской оппозиции.
— Хочу начать разговор с только что вышедшего клипа на песню «Вальс Улетающих Птиц», которая вот на какую мысль меня навела. Летом вы, давая интервью Илье Азару, сказали, что наибольшее отвращение в среде интеллигенции у вас вызывают «снобы», которые критикуют вас за чрезмерную прямолинейность в творчестве и его недостаточную образность. И «Вальс Улетающих Птиц» как раз показался мне наиболее образной, абстрактной вещью из всех антивоенных песен «Ногу свело!». Довольно сильным вышел образ поля мертвых голов — прямо-таки что-то из разряда пинкфлойдовского «Марша молотков». С чем связано то, что вы решили, к примеру, от прямолинейной «Нам не нужна война» перейти к более абстрактной лирике? Почему предпочли сменить метод?
— Начало нашей антивоенной творческой деятельности было абсолютно осознанно плакатным. «Satisfaction» Rolling Stones или, скажем, «Children of the Revolution» T.Rex, или «Fight for Your Right» (Beastie Boys. — А.С.) — это что, не плакатные песни? Это что, не задача панк-рока? Да и не обязательно панк-рока. Я писал песни, которые можно и нужно было бы петь хором. И когда я писал «Нам не нужна война!», несмотря на то, что я отвечаю за каждое слово, за каждую ноту, аккорд, за каждый звук, все равно это — однозначно, и в этом тоже нет никакого конфликта — сознательно и быстро сделанная песня. Для того, чтобы в идеале быстро и коллективно отреагировать. Это некий statement, практически пост в соцсетях. Просто мы этот пост облачили в форму песни, предложили коллегам, чтобы они в этом поучаствовали и сделали быстрое видео.
https://www.youtube.com/watch?v=IoGGDBfQTMk
Первое демо «Нам не нужна война!», где я притоптывал и прихлопывал у нас в апартаментах, которое мы снимали во время отпуска на Ямайке, было сделано где-то спустя два дня после начала войны — песня была уже если и не готова, то как-то нормально наметалась, что называется. И тогда — в течение первых одной-двух недель, по моему мнению, с которым большинство людей наверняка не согласны, и большинство моих коллег оказались не согласны, нужна была коллективная песня. И какая-то реакция, какие-то комментарии, какая-то так называемая критика не влияет на то, что я делаю. Это пустой звук. Это люди, которые просто сотрясли Facebook. Точнее, подумали, что они его сотрясли. Это люди, которые ничего не сделали, и, с большой вероятностью, ничего не сделают.
— Вы говорите о представителях условной интеллигенции или о публике в принципе?
— Я о тех, кто считает себя интеллигенцией. Тех, кто умничает и пытается вообще каким-то образом оценивать то, что я делаю. И такие песни, на мой взгляд, должны были появиться. Кому они не нужны, спасибо — до свидания. У нас есть еще одна песня, «Титан», которая еще более личная, и она чуть меньше о войне, просто для нее не пришло время. Видеоклип на эту песню был закончен более года назад.
Плюс еще и какой-то совершенно потрясающий непрофессионализм критикующих, потому что многие позиционируют себя как музыкальные журналисты, но они даже не ориентируются в музыке в принципе. Это видно из их комментариев, это видно из того, как они это подают, из полного отсутствия аргументов — из, опять же, полного отсутствия владения материалом, как бы с точки зрения осознания того, что из себя музыка представляет стилистически и так далее, и тому подобное.
— Вы, наверное, говорите об Александре Горбачеве [журналист, экс-главред «Афиши»], который однажды вас назвал бездарностью — и вы еще очень резко на это отреагировали?
— Да, один из них это Александр Горбачев. Но понимаете как: бездарностью меня назвать-то можно. Если критик пребывает в свободной среде, где действует свобода слова, пускай он пользуется этой свободой слова. Тут же дело не в том, считает ли он меня бездарным или нет. Это вполне себе стилистически другая музыка. Это достаточно американская музыка, от которой кайфанули мои родившиеся и прожившие всю жизнь в Америке музыканты, абсолютно критически относящиеся к тому, что я делаю. Но я считаю, экстремальное состояние, в котором находится общество, позволяет мне вот так открывать рот. И тут дело не в том, что я жду каких-то положительных рецензий, потому что вот я антивоенный, и теперь меня должны, как антивоенного, все хвалить. Пожалуйста, не надо меня хвалить! Могу еще пример привести: «We Are the World…» — это что, не плакатная песня? Просто огромное количество песен в роке, в рок-н-ролле, в панк-роке — они вот такие, более чем простые.
— Вот в российской интеллигенции с конца 1990-х отношение к плакатному, прямолинейному творчеству всегда было достаточно критичным. И вы, собственно, объектом этой критики и стали. Вы в относительно недавнем интервью Михаилу Козыреву говорили, что интеллигенция свой народ как бы просрала. И то, что сейчас происходит, это и есть следствие просирания народа. Видите ли вы среди причин того, почему так получилось, как раз это самое дистанцирование интеллигенции от своего слушателя — ее нежелание говорить с ним на языке прямолинейности, предпочтение ему образности, абстракции?
— Когда вы сказали о конце 1990-х, это не в бровь, а в глаз. Именно с конца 1990-х в России, в ее культурных слоях для меня начала формироваться среда неблагоприятная. Эта среда меня, так или иначе, выдавливала из себя. И я, конечно, весьма долго и весьма эффективно, наверное — поскольку так долго — этому сопротивлялся.
— А среда стала неблагоприятной именно в конце 1990-х из-за того, что в российский шоу-бизнес пришли деньги?
