Режиссер Рома Либеров известен циклом документальных фильмов о русских писателях и поэтах XX века — от Юрия Олеши и Андрея Платонова до Иосифа Бродского и Сергея Довлатова. Из одного такого кинопроекта к 130-летию Осипа Мандельштама в 2021 году вышел музыкальный альбом «Сохрани мою речь навсегда», в записи которого поучаствовали любимые музыканты Либерова — от Ильи Лагутенко до Оксимирона. По такому же принципу построен и его новый альбом «После России» — с поправкой на то, что все его авторы были вынуждены отправиться в эмиграцию. Только одни после 24 февраля 2022 года, а другие — на сто лет раньше.

— Правильно ли я понимаю, что проект «После России» задумывался как фильм или даже сериал — и только изменившиеся обстоятельства не позволили это реализовать ? Потому что каждая история поэта-эмигранта 1920-х, которую вы рассказываете, тянет на отдельную серию.

— Это очень любопытная мысль, потому что война прервала работу над завершающим фильмом нашего цикла о русских поэтах. Он должен был называться «В поисках Хармса» и был посвящен Даниилу Ивановичу Хармсу и его ближайшему кругу. Мы работали над ним больше года — и война прервала эту работу, поскольку сложно представить себе весь производственный процесс в отрыве от Петербурга.

Но еще во время сочинения фильма по произведениям Платонова «Сокровенный человек» я занимался «незамеченным поколением» и историей первой эмиграции. И не знал, куда это приведет. Так как мы не были эмигрантами, ситуация не вызывала прямой ассоциации — все это казалось вполне себе таким учебником истории, который меня очень волновал. И я действительно начал вываривать какую-то многофигурную композицию.

Сложно подумать, что это был мог быть исторический сериал, и тогда он стал бы очень дорогостоящим или бы пришлось придумывать систему условностей. Поэтому я просто обложился книжками и воспоминаниями — и мыслил что-то на 25-й, 26-й год.

Но так как в 2022-м все поменялось необратимо и я оказался в том же самом учебнике, в тех же самых воспоминаниях, которые несколько лет изучал, то стало понятно, что каждый нерв этой истории отзывается сегодня и что нам он жизненно необходим. Потому что эмиграция — это для нас уже неотменяемая реальность. У всех сейчас, я уверен, огромные сложности с поиском средств на реализацию разных идей, тем более таких больших. Но так как у нас совершенно несокрушимая команда, я понял, что можно рискнуть это сделать и без тех денег, которые нам нужны. Потому что эти голоса сами просились быть услышанными. Честно, без преувеличения: если бы не эта работа, я бы не знал, зачем жить в этот год.

— А как вы записывали альбом? Все же участники явно разъехались по разным странам.

— Кто-то привык работать самостоятельно — и тогда получается маленькая такая инфраструктура из одного артиста, где мастеринг находится в одной стране, запись в третьей, голос в четвертой и т.д. Большинство работ было создано именно так, в нескольких странах. Редкие работы были созданы в одной стране. Группа «Порнофильмы» счастливо собралась в Тбилиси, куда перевезла из Дубны, из своего родного города почти всю студию. Но это редкий пример такой настоящей групповой работы. Так как мы все сейчас разбросаны по миру, я думаю, что как автор и продюсер вел эту работу не меньше, чем в 10 странах. А если сосчитать, в скольких странах велась работа команды с менеджерами артистов, мастерингом, сведением, то получится карта сегодняшнего русского рассеяния. Собственно, вы получите сегодняшнее «После России».

— Буквально за месяц до начала войны я перечитывала рассказы Нины Берберовой 1930-х — и у меня было четкое ощущение, что это абсолютно про сегодня и про нас. После 24 февраля так и вышло. Но в то же время, на мой взгляд, есть большая разница, продиктованная новыми технологиями. Набоков, Иваск, Иванов и другие герои вашего проекта уносили свою Россию на подошвах сапог, а наша — вот она, в мессенджерах и в лентах соцсетей, в облаке данных. А как вы это ощущаете? В чем принципиальная разница между тогдашними рассеянием и нынешним?

— «Но восемь томиков, не больше — и в них вся Родина моя». Знаете, вы объемно так спросили… Начну издалека. У меня есть замечательный друг Александр Королев, выдающийся петербургский искусствовед. За пару лет до эмиграции, когда я уже понимал, куда идет эта прямая, у меня даже четко было нарисовано слово «война» перед глазами, задолго до того, как это стали обсуждать, — мы сидели на берегу в Сестрорецке. Если есть два места, по которым я реально лью слезы, которые вызывают острые приступы тоски, то это несколько переулков в центре Москвы и пляж Сестрорецка недалеко от гостиницы «Финляндия». Вот мы на этом самом пляже и заговорили об эмиграции. И мои дорогие петербуржские друзья никуда не собирались уезжать, они даже не думали об этом (и не уехали сейчас — немыслимо оторвать их от Петербурга, должно произойти что-то еще хуже). И тогда Саша Королев сказал мне слова, которые меня очень задели: для тебя как для российского режиссера отъезд был бы твоим решением — а для тех, кому ты посвящаешь сейчас свои размышления, отъезд был судьбой. И в этом между вами колоссальная разница.

Я стал думать об этих словах. И в общем, додумался до того, что никакого решения не нужно было.

Решение было принято за нас, а эмиграция стала так же, как и для тех, о ком мы говорим, частью нашей судьбы, без всяких на то скидок.