В театре «Модерн» показали моноспектакль Алексея Девотченко «Дневник провинциала в Петербурге» по Салтыкову-Щедрину. Спектакль этот печально-радостный. Радостный, потому что соответствует предпраздничному настрою: это настоящая апология алкоголизма. Печальный, поскольку показывает: Россия из века в век попадет в плен одних и тех же идей. В тексте, который вышел в печать в 1872 году, не изменено ни слова. Здесь предлагают не избирать, а «назначать губернаторов», «подвергнуть расстрелянию всех несогласно мыслящих», а также «удалять вредных и неблагонадежных людей, избирая для поселения места необитаемые и ближайшие к Ледовитому океану». (Так и хочется продолжить фразу классика – «или в Краснокаменск до 2017 года»). Надышавшись этими передовыми идеями, герой спектакля спивается. А ведь он приехал из захолустья в столицу совсем не для этого… Одиночный заплыв в океане водки Сцена заставлена склянками, бутылками и жбанами разной степени солидности. Все они уже пусты, и опустошил их главный герой. Он мягко ступает, он лихо проскальзывает, он обескуражено замирает в этом стеклянном лабиринте. Понято, что из этого лабиринта он уже никогда не выберется. Около двух часов мы наблюдаем, как человек путешествует по алкогольному царству, пропитывается им, и, что важнее, пропитывается всеми передовыми идеями своего времени. Знакомится с людьми, определяющими общественное настроение. Люди, один чудней другого, и идеи, одна страшнее другой, вызывают в нем страшную тоску, которая глушится – известно чем. Наутро – похмелье и сожаление. Вечером он снова в объятьях тех же людей и тех же идей. Вот он, герой нашего времени – несчастненький, с хаосом идей в голове и неустанным порывом к бутылке. Питерское общество второй половины XIX века ужасает не только главного героя. Оно ужасает и зрителей века XXI, и это ужас узнавания. Замкнутый круг российской жизни вызывает лишь одну позитивную мысль: в нашей стране классика действительно бессмертна. А бессмертная сатира – это уж совсем наш национальный феномен. Может быть, даже бренд. И мы его никому не отдадим. К похождениям провинциала XIX века стоит присмотреться, сделав остановки там же, где их делал он. Каждая такая остановка, каждый шаг на пути познания нового пласта общественных идей, неизменно завершается обильнейшим пьянством. Героя преследует мысль: «Никогда я так ясно не сознавал, что пора пить водку, как в эту минуту». Такие минуты настигают его все чаще. Складываются в часы, в дни, в недели. «Расстрелять всех газетчиков» Итак, что же открылось взору провинциала? Во-первых, деловой морок столицы. Бесконечные перебежки, перешептывания: «А вы знакомы с тем? А у этого бывали? А с этим ужинали?» Человек весь в делах, а дела никакого нету. Первый круг общественного столичного ада провинциал проходит с еще не помутившимся рассудком. Узнает людей, обладающих «прекраснейшими должностями с прекраснейшим содержанием». Презирая их, наш герой все же еще верит, что неспроста они облечены властью, ведь они в чинах, в летах и в орденах. Но вскоре понимает, что смысла в них не больше, чем в песне о Чижике-пыжике. Разочаровавшись в людях деловых, он взвивается в высшие сферы. А именно – в искусство. Многократно посещает спектакль, где несравненная госпожа Шнейдер во время пения «чешет себе бедра и ноги». В ее гениальности у столичных жителей сомнений нет: «Как она почесывается! бог богов! как почесывается!» Побывав среди людей деловых и ценителей искусства, наш герой обнаруживает – совсем не сразу – что пьет он беспробудно и безбрежно. Но то ли еще будет – ведь впереди встреча с представителями тайных обществ, с революционерами и консерваторами, оппозиционерами и людьми, настроенными весьма любовно в отношении царя и отечества. Что характерно – разобрать, где кто, возможности не представляется. (Потому и издается ежедневная консервативно-либеральная газета «Шалопай»). Сначала он попадает на собрания групп чрезвычайно испуганных людей, которые восклицают целыми вечерами: «Куда мы идем? Куда мы идем?» Изредка эти возгласы прерываются трагическим воплем: «И это та самая Россия, которая двадцать лет тому назад цвела!» И как тут не выпить? Скажите, как? И вот наконец-то герой наш подготовлен к восприятию, так сказать, лидирующих общественных идей. Он знакомится с трактатами «Об уничтожении всего», «Об оглушении» и «О расстрелянии»: «Полагается небесполезным подвергнуть расстрелянию нижеследующих лиц: всех несогласно мыслящих; всех, в поведении коих замечается скрытность и отсутствие чистосердечия; всех, кои угрюмым очертанием лица огорчают сердца благонамеренных обывателей; зубоскалов и газетчиков». Как отмечает герой, «во всех трактатах говорилось об упразднении и уничтожении, и только один прожект трактовал о расширении, но и то – о расширении области действия квартальных надзирателей». Красной нитью проходит призыв: «делать обыски, выемки и облавы». Напитавшийся такими воззваниями герой способен отреагировать только на одно предложение: «А не пойти ли нам выпить по рюмочке?». «Смелый вид иметь, а внутренне трепетать» Этот спектакль поставил замечательный питерский режиссер Григорий Козлов. Теперь «Дневник провинциала» обрел московский дом: Светлана Врагова поставила его в репертуар руководимого ею театра «Модерн». Я видел этот спектакль несколько лет назад в Петербурге. Смысловые акценты тогда были расставлены по-другому. Это была история наделенного способностями человека, который не может обрести своего места в жизни. Вместе с тем – это была история о страннике, который надеется в путешествии обрести нечто, названия чему и сам не знает. Но хорошим спектаклем всегда «режиссирует» зритель – похоже, сейчас само время выводит на первый план щедринскую сатиру. Добавить к ней ничего не возможно и не нужно, и я снова не удержусь от цитаты. Так уж вышло, что лучший подарок к этому Новому году – цитата из Салтыкова-Щедрина. Вот как описывает Щедрин положение современной ему журналистики: «Читатель любит, чтобы беседующий с ним публицист имел вид открытый и даже смелый; цензура, напротив, не любит этого. Каким образом пройти между Харибдой и Сциллой? Каким образом, с одной стороны, не растерять подписчиков, а с другой – не навлечь на себя кару закона? Смелый вид иметь лишь по наружности, а внутренне трепетать». А вот притча о том, как журналист времен Щедрина становился, как бы мы сейчас сказали, «продажным»: «Жило на свете маленькое дитя. И оно задолжало. Оно любило леденцы, грецкие орехи и пастилу. И когда продавец сластей приступил к нему с требованием уплаты, дитя, опасаясь тюрьмы, обратилось к могущественным людям, указывая на свое рубище и на свои способности. И что оно без пастилы жить не может»… Видим мы сейчас и «деток» этих, любящих пастилу, и пламенных трибунов с трепещущим от страха сердцем, и кружки восклицателей «Куда мы идем?» А уж о мечтах «расстрелять несогласных» и об «удалении людей неблагонадежных поближе к Ледовитому океану» и говорить нечего. И, напоследок, – об отношении к науке и ее, в общем-то, с государственной точки зрения, никчемным деятелям: «Некоторые науки временно прекращать, а ежели не заметим раскаяния, то отменять навсегда». Спектакль этот показывает: птица-тройка вообще никуда не несется. Уже много столетий. Одним словом, Светлану Врагову и театр «Модерн» можно поздравить с прекрасным выбором. А нас – чтобы не портить предновогоднего настроения – с непревзойденной стабильностью общественной жизни.