Фото: Reuters/Amr Abdallah Dalsh

Революционная эйфория, царившая в Египте после ухода президента Мубарака, полностью сошла на нет. Люди надеялись, что уход диктатора улучшит их жизнь, даст импульс развитию демократических реформ, снизит безработицу. Однако Мубарак ушел, а в жизни простых людей не произошло никаких положительных изменений, наоборот, Египет постепенно погружается в хаос. Вчерашние выступления молодежи уже привели к гибели 30 человек, а новая волна протестов только нарастает. И дальше, скорее всего, будет только хуже. Почему? И февральские, и сегодняшние события в Египте имеют множество политических, религиозных и идеологических интерпретаций. Все они в той или иной важны, однако стоит обратить внимание другой аспект египетских событий – экономико-демографический. За фасадом борьбы против, вне всякого сомнения, коррумпированного режима Мубарака таится опасная и трудноразрешимая мальтузианская ловушка. Что представляет собой Египет в экономико-демографическом смысле? Плотность населения в Египте – одна из самых высоких в мире (около 2500 человек на квадратный километр пашни), при этом большая часть территории страны представляет собой пустыню и непригодна для проживания. Приезжающие на автобусах в Каир или Луксор туристы наверняка хорошо помнят резкий контраст между скучной бесплодной пустыней на протяжении сотен километров пути и буйным плодородием дельты Нила. Почти все население Египта – 80 млн человек – вынуждено ютиться по берегам и в дельте великой африканской реки (около 18 млн проживают в Каире и его пригородах). На этих же землях выращиваются сельхозкультуры. При этом страна демонстрирует довольно высокие темпы роста населения: в среднем 2% в год (1,5 млн новых ртов ежегодно), с 1980 года население практически удвоилось. Отсюда масса молодежи, которой в условиях не способной создать много новых рабочих мест экономики заниматься особо нечем (туризм, денежные переводы египтян, работающих заграницей, доходы от Суэцкого канала и иностранная помощь – набор, не отличающий египетскую экономику особым модернизационным потенциалом).


В итоге вновь прибывшая на рынок труда молодежь стабильно пополняет ряды безработных (официальные цифры безработицы сильно занижены и оттого представляют мало ценности). Счастливчики же, имеющие работу, трудятся в основном в госсекторе, отсюда патернализм и расчет на государственную помощь во всем. 
Долговременная диктатура Мубарака создала в обществе ориентацию прежде всего именно на патерналистские, а не демократические ценности. Во время февральского восстания основным лозунгом демонстрантов был «Народ требует свержения режима!», но были и другие требования, порой вполне комичные. Так, известный российский востоковед Андрей Коротаев рассказывал о египетских школьниках, присоединившихся к революционному пылу взрослых и устроивших свои детские демонстрации, на которых тоже выдвигались требования к Мубараку. Обычно школьникам выдавали на завтрак молоко, революционные же школьники пошли дальше: «Требуем от режима выдавать молоко с клубникой!».
Эта забавная арабеска хорошо показывает, чего общество хочет от власти. Демократия здесь явно на втором плане, на первом – представление о том, что власть должна кормить народ, причем в буквальном смысле. Египтяне очень любят пшеничные лепешки и их стоимость на две трети субсидируется государством, как и многое другое. Отсюда стабильный хронический дефицит бюджета в 4–10% на протяжении последних лет.
При этом выращивание сельскохозяйственных культур полностью зависит от ирригации, единственный источник воды – Нил, дождей в стране практически не бывает. Египет занимает первое место в мире по импорту пшеницы (по тоннажу, традиционно большая часть импорта в Египет – поставки относительно дешевой пшеницы из России). Закупая пшеницу и другое продовольствие, Египет фактически импортирует воду. Экономисты называют этот процесс виртуальной торговлей водой – смысл в том, что испытывающая дефицит водных ресурсов страна вынуждена закупать продовольствие, для производства которого необходимо затратить много воды.
Неудивительно, что рост цен на продовольствие в 2010 года оказался фитилем для начала кризиса в Египте – Мубараку пришлось-таки уйти. Разумеется, падение режима связано не только с экономическими и демографическими факторами, усталость общества от коррупции и бессменного правления диктатора сыграли свою роль. Но мальтузианский кризис в острейшей фазе никуда не делся, и его интенсивность будет нарастать при любом развитии событий, количество ртов в экономике растет, а рабочих мест не прибавляется. Что еще делать безработной молодежи, кроме как бунтовать? Нынешний хаос в Египте и перспективы перманентной революции – вполне реальны, ведь ситуация в Египте будет только ухудшаться.
Мубарак был плох, но при нем была хоть какая-то стабильность. Сейчас ее нет. С чисто экономической точки зрения тоже появились новые проблемы: обеспечение Египта столь ценной для него водой поставлено под угрозу подписанным еще в 2010 году странами Верхнего Нила (Эфиопия, Танзания, Руанда, Уганда) соглашением об использовании ресурсов Нила. По старым, еще колониальным договорам 1929 года, Египет и Судан получали до 90% нильских водных ресурсов. Если раньше страны в верховьях Нила мирились с этим, то теперь они сами испытывают возрастающее демографическое напряжение и хотят использовать водные ресурсы для нужд ирригации и строительства ГЭС. У Египта будет еще меньше воды, чем сейчас, а значит, еще меньше хлеба. Надо будет импортировать еще большие объемы пшеницы, а чем за эти дополнительные объемы платить – неясно.
Египет переживает целый комплекс экономических, демографических и экологических проблем, и вполне возможно, что он входит в фазу перманентной политической нестабильности. Вполне возможно, что за февральской революцией последует революция 2.0, потом 3.0, 4.0 и так далее.