В последние месяцы информационное пространство России переполнено, буквально забито новостями с Украины или, правильнее сказать, с украинского фронта. Выпуски теленовостей выглядят так, будто их готовили не российский «Первый канал» или НТВ, а Донецкое областное телевидение, и зрителями их, похоже, предполагаются тоже не россияне, а жители мятежной Новороссии. Информация о жизни нашей собственной страны оттеснена на периферию не только официозных СМИ, но и общественных интересов, которые в значительной степени формируются именно этими СМИ. В таких условиях неизбежно встает вопрос об адекватности информационной картины происходящего и картины окружающего мира вообще, которая выстраивается в сознании соотечественников. Сказать «официальные СМИ лгут» не значит полностью объяснить ситуацию. Личный отказ от потребления недоброкачественного информационного продукта – это несложное и доступное решение, однако оно никак не поможет нам в случае повторения подобной ситуации. Приобретая опыт уклонения от проблемы, мы не становимся более защищенными и более способными самостоятельно ориентироваться в мутном море информационной войны, и потому стоит взглянуть проблеме в лицо.
Разговор об этом в студии проекта «Говорящие головы» ведут журналист, редактор отдела культуры журнала «Огонек» Андрей Архангельский и журналист, издатель журнала «Искусство войны», прозаик Аркадий Бабченко.
https://www.youtube.com/embed/bqA9hdO5vzY
Очевидно, что информационная картина событий, создаваемая обеими сторонами, неадекватна. «Но возможно ли остаться объективным на этой войне?» – спрашивает Андрей Архангельский. Аркадий Бабченко прошел несколько войн как солдат и как журналист, так что он – тот самый человек, которому стоит задавать этот вопрос. Как все настоящие ответы на трудные вопросы, его ответ сложнее, чем просто «да» или просто «нет».
Стремление к объективности – непреложный принцип журналистики. О профессиональных лгунах не говорим – это другая проблема, но и журналисту, искренне стремящемуся к объективному освещению ситуации и не скованному жесткими политическими требованиями редакции, бывает очень сложно на деле реализовать эту идеальную установку. «Чтобы оставаться объективным на войне, у тебя должна быть свобода передвижения, финансовая свобода, не должно быть никаких запретов, препон и так далее. Где-то что-то произошло, ты сел в машину, поехал на ту сторону, на эту сторону – отписался, отснимался, делай что хочешь. Как правило, это не получается, – рассказывает Бабченко. – Я считаю, это моя обязанность делать репортажи с обеих сторон, но когда тебе присылают фотографии, что на здании донецкой ОГА [Донецкая областная государственная администрация] висит твой портрет, а там “Либеральный ублюдок. Лови шпиона!”, ты понимаешь, что туда, наверное, ехать не стоит. И ты начинаешь работать с одной стороной. Но если ты работаешь с ней, на твое восприятие это тоже оказывает влияние, ты видишь события с этой стороны. Ты узнаешь этих людей, узнаешь их имена, с ними живешь какое-то время. С ними поужинаешь, пообедаешь, и это уже не просто герои твоего репортажа, это уже люди из твоей жизни. И, безусловно, это влияет. В этом есть проблема, но это проблема всех войн».
В том, чтобы сохранить себя как журналиста, психологически не раствориться в среде, в которую ты волею обстоятельств глубоко погружен, и состоит наивысший профессионализм репортера на войне. |
«На войне вообще людей близко к себе подпускать не надо. Нужно выстроить границу и стараться отстраненно на все это смотреть, – объясняет Бабченко. – Ты попал в эту ситуацию, и ты, в общем-то, становишься одним из этих людей. Ты с ними готов разделить общую судьбу. Но при всем этом ты не являешься действующим лицом. Это такая теория относительности Эйнштейна. Ты вроде как и со всеми, но при этом замкнут в самом себе».
Яркий пример такого подхода – решение проблемы терминологии, рутинной для любого журналиста, пишущего о конфликте. Как называть воюющие стороны? «Хунта» с одной стороны, «боевики» с другой? Аркадий Бабченко предпочитает нейтральное слово «бойцы». Для украинской стороны, где действует регулярная армия, подходит и слово «солдаты», но понятие «бойцы» универсально. Боец – человек на войне.
Андрей Архангельский: Никакие слова уже не являются адекватными, то есть никакие слова из употребляемых – что той стороной, что этой – не являются в полной мере описывающими ситуацию. Ты уже не веришь им, потому что они заезженные, они – часть пропагандистского лексикона. Но у тебя нет других слов, для того чтобы происходящее описать. Классическая проблема с тем, как называть воюющих на Юго-Востоке, – сепаратисты, ополченцы, боевики, весь этот набор. Бродя между этих слов, какое ни возьми, оно уже окрашено пропагандой.
Аркадий Бабченко: Это проблема не конкретной войны, а нашего российского общества и того, что происходит сейчас у нас, в России (что на Украине – я говорить не буду, это дело Украины). Как ни назови, получается то же и с этой стороны, и с той стороны, поэтому я пользуюсь нейтральным словом «бойцы». С украинской – солдаты, потому что это регулярные войсковые соединения, регулярная армия. Солдаты – это нейтральное определение, которое на себе ничего не несет. С другой стороны – это бойцы, потому что это не регулярная армия, называть солдатами будет не совсем корректно. Бойцы – абсолютно нейтральное слово. А дальше надо смотреть по фактам, что происходит, потому что с обеих сторон – и мужество, и косяки, и трусость; это всегда одинаково.
Только переведя войну из политического в человеческое измерение, журналист может освободиться от морока, с помощью которого война незаметно втягивает его в себя, чтобы переварить и сделать своей частью. Видение войны как зла, равно бьющего по обеим сторонам, – прерогатива журналиста, отличающая его от комбатантов. Путь к объективности лежит через человечность.
И все же война по-разному переживается разными сторонами. Украинским журналистам, должно быть, отстранение дается труднее, предполагает Архангельский, потому что они ощущают себя представителями страны, которая стала объектом агрессии и ведет справедливую борьбу за существование. Значит ли это, что с украинской стороны вообще невозможна объективная журналистика?
Конечно, и там полно пропаганды, соглашается Бабченко, но все не так однозначно.
А. А.: Есть ли возможность для украинского журналиста остаться объективным при освещении этих событий? Мне кажется, что это просто невозможно, потому что они себя ощущают страной, которая ведет борьбу за свое существование.
А. Б.: Там тоже есть достаточно большой процент материалов, которые не журналистика, а пропаганда. Безусловно, там все считают, что Россия на них напала, что Россия оккупировала их территорию, что эта война развязана Россией, и, конечно, они считают эту войну для Украины справедливой – Украина отстаивает свою независимость. При этом там достаточно журналистов, которые ездят на другую сторону, и Hromadske.tv там было постоянно.
У этого разговора открытый финал. Не заданный вопрос повисает в воздухе: почему среди украинских журналистов, представляющих сторону, открыто вовлеченную в конфликт, сегодня оказалось больше тех, кто стремится к объективности, чем среди российских, которые, казалось бы, могут позволить себе занять позицию стороннего наблюдателя? Сегодня Россия официально отрицает, что является стороной в украинском конфликте, но гробы, идущие из Донбасса в Псков, Кострому и другие города, доказывают противоположное. Так информационная картина расходится с реальностью, начиная свое отдельное, призрачное существование. Ложь отравляет воздух формально мирной России значительно сильнее, чем в открыто воюющей Украине.
«В 18 лет мне тоже казалось, что выше России ничего не может быть. Потом случается момент, когда ты понимаешь, что человек всегда важнее страны. Когда ты это понимаешь умом и сердцем, все становится на свои места, и тогда проблема патриотизма заключается в том, чтобы, в первую очередь, уважать права человека, а не права государства или властителя», – говорит Бабченко. Это слова писателя, и это слова настоящего журналиста.
«Да, это моя страна, но она не права, сейчас я с ней не согласен. И этот взгляд на вещи – да, моя страна не права, но я все равно буду с ней – я его уже не разделяю, вот моя точка зрения». |
«Я не смотрю телевидение, не могу слушать провластные каналы, потому что я включаю и вижу, что это параллельная реальность, ее не существует. Я не понимаю, о чем эти люди говорят, не понимаю, из чего складывается их мир. Если ты вчера пропустил какое-то событие, какую-то новость, которая для них является новостью, хотя на самом деле ее не было, то у них уже мировоззрение исходит из той легенды, которая появилась и развивается дальше. Следить за этим совершенно невозможно».
Прочитать полный текст и посмотреть видео можно на сайте Gogol.tv