© centrosib.info
22 октября 1918 года в Александрово-Свирский монастырь (Олонецкая губерния) прибыл отряд чекистов. Подробностей произошедшего сегодня уже в деталях не восстановить. Но известно, что революционные солдаты и матросы забрали мощи св. Александра Свирского, а также изъяли из обители 40 пудов серебра – кресты, оклады, дароносицы и прочее. Надругательство над мощами и реквизиция ценностей вызвали возмущение братии. Однако с «элементами злого пошиба», как написал позже командир чекистов Август Вагнер, безжалостно расправились. Несколько человек было расстреляно.
Первая реквизиция церковного имущества и первая расправа над монахами получила резонанс. Только что избранный патриархом Тихон написал гневное обращение в Совнарком и во ВЦИК. Там приняли к сведению и поручили Наркомюсту разобраться. Завязалась переписка между всеми сторонами процесса. В ее ходе выплыло – конфисковав 40 пудов серебра, Вагнер сдал лишь девять.
Когда командира реквизиционной команды прижали, он согласился – да, мол, не все серебро было сдано официально. Оставшееся передано местному комитету крестьянской бедноты. Получилось по два пуда на каждого комбедовца. Больше того серебра уже не видели. И вот вопрос: насколько эпизод почти столетней давности актуален применительно к современным наследникам традиций железного Феликса?
35% ВВП
Вопрос хороший и, главное, своевременный. За время правления Владимира Путина, когда чекисты заняли ключевые высоты власти, в России состоялось несколько грандиозных, а также достаточное количество просто больших сделок по выкупу частных активов в государственную или квазигосударственную (через госкомпании) собственность.
И речь не идет о жесткой национализации, как в случае с НТВ Гусинского или «ЮКОСа» Ходорковского, когда бывшие собственники получили в лучшем случае десятки миллионов долларов за конфискованную собственность. Вызывают интерес сделки другого рода: вполне добровольные и выгодные для продавца. Например, продажа «Сибнефти» «Газпрому» или ТНК-BP – «Роснефти».
Когда-то в Советской России национализация была символом и реальным механизмом борьбы за права беднейших слоев населения. Где-то, например в Венесуэле Уго Чавеса, это способ вернуть народу несправедливо похищенные «империалистами» природные богатства. Кое-где, в благополучной Европе или США, переход в государственную собственность – это едва ли не единственный вариант спасения системообразующих для национальной экономики корпораций, которым просто нельзя дать умереть.
В современной России цель «национализации» так просто не разглядишь. Но масштабы явления потрясают. В 2003 году доля госсектора в экономике составляла 15%, в 2008-м превысила 40%, а в 2012-м – 50%. С поглощением «Роснефтью» ТНК-BP показатель вырастет еще сильнее. Что характерно, на законодательном уровне формы и цели процесса никак не конкретизированы. Хотя официально, естественно, у всех сделок есть экономическое обоснование – диверсификация бизнеса, конкурентные преимущества на глобальном рынке, укрепление национальной экономической безопасности и тому подобное. Но…
Казус Абрамовича
Куда исчезли, к примеру, $13 млрд, что были получены Романом Абрамовичем за «Сибнефть»? Около $3 млрд было вложено в покупку доли в «Евразе», еще $400 млн ушли на выкуп золотодобывающей Highland Gold Mining; наверное, около $1 млрд ушло на Chelsea и яхты. А остальное? Тут, конечно же, можно сказать, что Millhouse – это не федеральный бюджет, и отчитываться за каждую потраченную копейку перед российскими избирателями Абрамович не обязан. Тем более что сделка произошла не в России, к тому же – между зарубежными компаниями, голландской Gazprom Finance B.V. и, насколько можно понять, несколькими кипрскими офшорами, на которые были записаны акции Абрамовича в «Сибнефти».
Да и не должны были все деньги, полученные от «Газпрома», уйти на скупку знаковых активов – это было бы просто глупо. Средства могли быть разложены по инвестиционным фондам и счетам, там они и лежат, обеспечивая своему хозяину достаточный доход. И это правильное замечание. То есть деньги, скорее всего, действительно тихо лежат. Но, может статься, лежат не только на счетах продавца.
«После появления у меня «Сибнефти» мне понадобилась «крыша» – как политическая и физическая защита. В первую очередь, политическая», – разъяснял Роман Абрамович в лондонском суде суть своих взаимоотношений с Борисом Березовским. За «крышу» Абрамович заплатил миллиарды долларов. Потом Березовский влияние потерял. Но значит ли это, что хозяин «Сибнефти» отказался от в целом оправдавшего себя подхода после того, как «крыша» сменилась?
Откровения Сергея Колесникова, бывшего партнера друзей Путина из банка «Россия», свидетельствуют, что нет. После 2000 года, когда власть сменилась, деньги от Абрамовича стали поступать уже людям окружения нового президента. Из документов, предоставленных Колесниковым, следует, что только в далеком и еще не таком тучном 2001 году Абрамович выплатил около $200 млн структурам, связанным с акционерами банка «Россия». И это было еще до продажи «Сибнефти». Как можно предположить – в рамках обеспечения регулярной деятельности компании. Мог ли он повторять платежи в следующие годы? Мог ли выплатить уже намного больше, чтобы сделка с «Газпромом» прошла гладко и за более чем достойную сумму? Увы, здесь такого Колесникова, который бы, поссорившись с людьми из близкого окружения «царя», рассказал об этом эпизоде, пока не нашлось.
$40 млрд кэша
Кроме «Сибнефти» была еще «Северная нефть», проданная «Роснефти» в 2003 году за фантастические по тем временам $600 млн. Еще были 25% «Силовых машин», которые «Интеррос», принадлежавший тогда Владимиру Потанину и Михаилу Прохорову, продал РАО ЕЭС за $100 млн. Национализация «ВСМО-Ависма» за $1,2 млрд и прочее. И вот теперь мегасделка «Роснефти» по выкупу 50% ТНК-BP у альянса «Альфа-Ренова» за фантастические $28 млрд.
Суммарно общая стоимость «национализированного» таким образом имущества только по самым громким и скандальным сделкам превышает $40 млрд (из расчета стоимости на момент сделки). И эта потрясающая воображение сумма рождает подозрение: нет, не борьба с олигархами за командные высоты и не глобальная конкурентоспособность госкорпораций, а просто деньги, настоящий, живой кэш – может быть, это и есть цель «национализации»?
Поди разберись потом, куда там направляли финансовые потоки бывшие частные собственники, довольные, что столь выгодно пристроили актив. Довольна и другая сторона – «национализация» происходит за счет кредитов, оседающих на балансе государственных компаний. Личное материальное положение топ-менеджмента является вполне защищенным, и даже банкротство госкомпании-приобретателя, как показывает, к примеру, деятельность «Ростехнологий», ничем серьезным госуправленцам не грозит.
Серьезными последствиями, конечно, грозит политическая катастрофа, смена режима и новое начальство. Но этого, похоже, в обозримой перспективе не случится. Режим устойчив и крепок. И пока в стране остается крупный бизнес, то остается и возможность его «национализации». Затем – докапитализация с помощью государства и последующая приватизация. Что-то вроде вечного двигателя, питающего печатный станок.
Но вернемся к «чекистскому» проценту... Каков он? В начале прошлого века, в революционном 1918-ом, он достигал 80%. А сколько сейчас? 10%, 50%? Лет через десять лондонский суд (а может, и московский трибунал) разберется. Хотя, может статься, процесс века и не состоится. Ведь было же решено по факту признать законной приватизацию 1990-х.