Фото: Anis Mili / Reuters
Быстрые североафриканские сумерки стремительно спускаются на Тунис, чернильная тьма в секунды окутывает район Бардо, где уже несколько недель проходят демонстрации тунисской оппозиции. Единственным светлым пятном остается небольшая (по египетским меркам) площадь возле здания парламента. В центре площади стоит хорошо освещенная сцена. Как правило, там выступают с пламенными речами политики и общественные деятели, но на моих глазах сцену использовали в своих целях молодые исполнители. Этакий революционный конкурс песни и пляски. Не Международный фестиваль Карфагена, конечно, но публике нравится.
Совсем молодой парень запевает какую-то популярную песню, люди на площади немедленно подтягиваются. Певец не раз дает петуха, но ему все равно аплодируют. Разносчики сахарной ваты, сладостей и напитков прохаживаются между разгоряченными демонстрантами. Одним революционным пылом сыт не будешь. Во время месяца-поста Рамадана участники акций протестов приносили сюда подносы со съестным для того, чтобы вместе провести ифтар, – первую трапезу по окончании дневного поста. После Рамадана продуктов питания на площади стало меньше, но люди по-прежнему не расходятся по домам.
Прямо напротив сцены разбит протестный шатер, где бастуют члены Конституционной ассамблеи. Изначально они получили мандат всего на год, чтобы написать новую Конституцию страны и затем провести парламентские выборы. Но написать Конституцию так и не удалось – слишком много разногласий между светскими и исламистскими партиями. Поэтому некоторые члены Конституционной ассамблеи сочли целесообразным сложить с себя полномочия и присоединиться к народным массам на площади возле здания парламента.
Атмосфера на площади праздничная. На сцене поют, возле сцены танцуют, по площади маршируют десятки закутанных в красные национальные флаги демонстрантов. Они выкрикивают язвительные речовки в адрес шейха Рашида Ганнуши, лидера исламистской партии «Ан-Нахда». Попутно достается и президенту Мунсефу Марзуки, которого демонстранты обвиняют в бездействии и слабоволии. Они требуют отставки правительства «тройки», где доминируют исламисты, и хотели бы, чтобы президент Марзуки встал на их сторону.
В толпе я замечаю немало женщин, одетых вполне по-западному, и, судя по всему, они чувствуют себя в полной безопасности. «Тунис – это не Тахрир», – объясняют мне молодые люди, которые только что кричали по-французски «Degage toi Ghannouchi» («Уходи, Ганнуши»). Они обещают продолжать акции протеста до тех пор, пока кабинет министров не подаст в отставку, но настаивают, что все эти перестановки должны быть достигнуты мирным путем. «Мы не Египет. У нас нет политизированной армии, которая могла бы навязать народу своих фаворитов. Тунис вообще очень отличается от всех остальных арабских стран. Наша революция была практически бескровной, и мы убеждены, что так будет и дальше», – говорит мне чернокудрый Искандер, студент второго курса, который периодически заклеивает себе рот в знак того, что новая тунисская власть подавляет свободу слова.
Я спрашиваю его, пытались ли власти каким-то образом подавить демонстрации возле парламента или запугать демонстрантов. Получаю отрицательный ответ. Оказывается, что дело совсем в другом. Конституционная ассамблея получила год для того, чтобы написать новую Конституцию, и не смогла этого сделать, хотя прошло уже два года. Значит, пора смещать правительство, выбирать новый состав ассамблеи и начинать все сначала, говорит Искандер. Кстати, невзирая на «арабскую весну», в отношении журналистов в Тунисе все еще действуют законы времен Бен Али. Вся работа СМИ строго регламентирована Министерством информации, которое выдает специальную лицензию иностранным корреспондентам. В добровольно-принудительном порядке приходится нанимать местного сопровождающего, у которого также должна быть своя собственная лицензия. Иначе – неприятный разговор с полицией, вплоть до высылки из страны.
К нашему разговору с Искандером о свободе слова сразу присоединяется толпа желающих высказаться. Женщины ведут себя очень активно, буквально рвут микрофон из рук. По сравнению с другими арабскими странами, где мне приходилось работать, женская эмансипация в Тунисе поразительная. Обычно в арабских странах на то, чтобы убедить женщин-прохожих дать интервью на камеру, уходит немало времени и сил. В Тунисе все наоборот. Это один из результатов правления ненавистного президента Бен Али, который силой насаждал антишариатские законы и боролся за эмансипацию женщин. В итоге жительницы Туниса с удовольствием щеголяют по улицам в таких нарядах, в которых египтянки, ливийки или йеменки могут появиться разве что на закрытых женских вечеринках, но Бен Али по-прежнему ненавидят за диктатуру и коррупцию.
Одинокий мужской голос в толпе пробует возразить: «Но ведь при Бен Али жизнь была спокойнее. Если уж выбирать между исламистами и Бен Али, так пусть лучше будет такой, как Бен Али». Это говорит на смеси французского и арабского мужчина средних лет в потертом кепи. На него сразу накидываются десятки оппонентов, которые убеждены, что, в отличие от Египта или Ливии, Тунис пойдет своим путем.
Жаркие политические дебаты будут продолжаться всю ночь, но я заканчиваю работу на площади и пытаюсь поймать такси. Оказывается, что в Тунисе свободные такси, готовые везти пассажира туда, куда он захочет, – большая редкость. Неумолимые таксисты равнодушно пожимают плечами и цедят сквозь зубы: «Не поеду». Целые ряды потрепанных и пустых автомашин проезжают мимо незадачливых путешественников типа меня, даже не собираясь останавливаться. Таксистов не прельщает возможность двойной или даже тройной оплаты, и спорить с ними бесполезно. Приходится идти пешком или пытаться оседлать общественный транспорт, который также оставляет желать лучшего. С ностальгией вспоминаются каирские черно-белые собратья тунисских такси, которые с радостью отвезут пассажира куда угодно, даже если не очень хорошо представляют, как туда добраться.
Но вот препятствия устранены, и мое такси ползет по некогда элегантной, а сегодня довольно запущенной авеню Хабиба Бургибы, первого президента Туниса. Повсюду видны национальные флаги и прочая державная символика. Стены домов обклеены портретами Мухаммеда Брахми, одного из лидеров светской оппозиции, убитого в конце июля. На днях тунисские власти заявили, что за убийствами Брахми и Шукри Бильида, другого популярного светского политика, стоит радикальная салафитская группировка «Ансар аш-Шариа». Салафитов тотчас же объявили вне закона, и теперь бородатые мужчины и женщины в чадрах вновь чувствуют себя неуютно на улицах Туниса. Многие из них, а также более умеренные сторонники правящей исламистской партии «Ан-Нахда», говорят мне, что опасаются «светского диктата».
При Бен Али женщины не имели права носить чадру и даже головной платок в университетах и правительственных учреждениях. После революции все изменилось. Выяснилось, что желающих закутаться в черную ткань ничуть не меньше, чем сторонниц западной моды. Два с лишним года тунисцы пытались гордиться своим многоликим обществом, но после убийств Бильида и Брахми толерантности и терпения у жителей этой страны поубавилось. Теперь и салафиты, и сторонники «Ан-Нахды» опасаются повторения в Тунисе египетского сценария – насильственного отстранения от власти законно избранных исламистов и создания на скорую руку новой Конституции без участия исламистских партий.
Светские партии заверяют своих собратьев, что перемены будут, но без насилия и кровопролития. Вполне возможно, что Тунис и в самом деле пойдет иным путем, хотя бы потому, что эта страна разительно отличается от всех остальных государств «арабской весны». Тунис – это страна, где по-прежнему существует средний класс, а уровень безграмотности существенно ниже, чем у соседей. Здесь почти три миллиона граждан из десяти пользуются фейсбуком и прочими социальными сетями. Они хорошо информированы и политически активны. Неслучайно «арабская весна» началась именно здесь. И здесь же разворачивается самый интересный и многообещающий эксперимент по становлению демократического общества в арабском мире. Кстати, все тунисские демонстранты сходятся в одном: «арабская весна» – это на самом деле «тунисская весна». И если попытаться пересадить ее на чужую почву, ничего дельного из этого не получится.
