«С началом украинского кризиса Путина вообще не волнует экономика»

В эфире программы телеканала «Дождь» «Деньги» Андрей Горянов побеседовал с Сергеем Алексашенко о том, что происходит в экономике России на фоне украинского кризиса, почему президента не беспокоят перспективы серьезного роста инфляции, чем обусловлена продолжительная санация банковской системы страны и когда дадут о себе знать санкции.

Андрей Горянов: Насколько я понимаю, вы довольно долго не были в стране. Расскажите о том, куда вы уезжали, что делали, каков теперь ваш статус.

Сергей Алексашенко: Мой статус – резидент РФ. Я уезжал в командировку в Вашингтон, в Джорджтаунский университет, от Высшей школы экономики. Коллеги из Вашингтона пригласили меня заняться свободными исследованиями по темам, которые меня интересуют. В связи с тем, что в России с работами, с проектами было неважно, времени свободного много образовалось, я решил воспользоваться этой возможностью и посмотреть на другую жизнь – или на нашу жизнь с другой стороны океана.

А. Г.: Чему были посвящены исследования?

С. А.: Я смотрел на американскую политику. Меня интересовали вопросы, которые входят в американскую политику, в состояние американской экономики, глобальная экономика. Меня интересовала проблема восстановления права, власти закона в странах, где происходили различные искажения.

А. Г.: Тогда вдвойне интересно, как формируется общественное мнение в США, как оно выглядит по отношению к России. Насколько агрессивна элита в Вашингтоне?

С. А.: Нужно четко разделять отношение к России и отношение к российскому политическому руководству, это вещи разные. К России отношение хорошее, несмотря ни на что. Россия – великая страна с великой историей. Много российских эмигрантов живет в Америке, они внесли достойный вклад в историю, экономику, политику, финансы. К России отношение хорошее. К российскому политическому руководству отношение, мягко говоря, не очень симпатичное, и причина понятна. Ведь за несколько дней оно разрушило существующие основы миропорядка, основы поддержания безопасности, политической стабильности на европейском континенте.

А. Г.: А у меня недавно тут был гость, декан факультета экономики Европейского университета, он довольно много бывает в Оксфорде и там слушал лекцию бывшего директора ЦРУ. Он сказал интересную вещь, которая меня поразила. После 2000-х годов американское разведывательное управление перестало вкладывать серьезный человеческий капитал и ресурсы в исследование темы России.

С. А.: Это правда.

А. Г.: И получилось так, что компетенции утеряны, поэтому те люди, которые сейчас занимаются исследованием России, намного слабее, а решения принимаются на уровне низкой компетенции. Как вам кажется, это так или нет? Как вы почувствовали?

С. А.: Давайте разделять то, что американское правительство в широком смысле, не только разведка, стало вкладывать гораздо меньше денег в российские исследования, это правда. Это сказывается на состоянии научных центров, что называется think tanks, это сказывается на состоянии университетов, которые поддерживают российские исследования, где есть факультеты. Соответственно, приток свежей крови очень невелик. Люди в основном те же самые, которых я видел 10 и 20 лет назад. Новых ярких людей появляется очень мало. Все говорят, что бюджеты очень сжаты. Можно, конечно, сказать, что в этом отношении американцы просто проспали эту ситуацию, но покажите мне российского эксперта, который полгода назад написал, что Россия захватит Крым.

А. Г.: Вряд ли мы найдем такого.

С. А.: Вот и все.

А. Г.: Но вопрос скорее в другом. Уровень информации, которой владеют в Вашингтоне, насколько он высок?

С. А.: В быстро меняющемся мире, когда у вас все меняется от часа к часу, у вас нет времени для написания больших 150-страничных аналитических докладов, которые публикуются по итогам годовых исследований. Вы работаете с информацией с колес. Что получаете сегодня, это и является пищей для принятия решений. Любая информация, пришедшая даже две недели назад, уже устарела. Сказать, что люди некомпетентные, – это неправда. Компетентные, они могут быть компетентны в других вопросах, в аналогичных ситуациях.

Понятно, что если российскому направлению в американской внешней политике уделялось не очень большое внимание, то и количество кадров, количество базовой информации не очень велико. Но сказать, что они некомпетентны и решения принимаются без проработки… Понятно, что все решения, в первую очередь в отношении санкций, принимаются на самом высшем уровне. Сказать, что президент Америки некомпетентен в этом вопросе, что он не знает, что делать – это его политическое решение, поэтому я с этой темой был бы более осторожным.

А. Г.: Я бы вас хотел спросить о ситуации в американской экономике, коль вы ее исследовали. Мы видим прогнозы ее значительного ухудшения. Ваши ощущения, насколько сильна американская экономика?

С. А.: Она более чем сильна. Я бы сказал так: есть не промышленные, крупные блоки американской экономики, в первую очередь связанные с безработицей и с жилищным сектором, где нормализации ситуации пока не произошло. Внешние показатели безработицы, казалось бы, улучшаются, но если покопаться, выясняется, что безработица, с учетом частичной занятости, снижается гораздо медленнее, что доля застойной безработицы гораздо выше, чем была до кризиса. Упавшая стоимость жилья является существенным препятствием для того, чтобы рабочая сила передвигалась по стране, вплоть до того, что отдельные политики всерьез стали обсуждать, а не начать ли платить людям подъемные, чтобы они только переехали из одного штата в другой. Есть очень тяжелые блоки вопросов, они связаны в основном с этим – с трудовыми ресурсами, с рынком жилья.

В других аспектах американская экономика очень неплохо себя чувствует. Там население расплатилось по долгам, оно расчистило балансы, корпорации резко нарастили количество денег. В банковском секторе, я бы сказал, самые тяжелые проблемы исчерпаны. Там банки, да и во всем мире, приспосабливаются к новым реалиям. У них новые нормативные требования, у них другая возможность предоставления кредитов, у них другая оценка рисков, у них другие возможности работы на рынке ценных бумаг. Идет некая реструктуризация, но корпоративный сектор Америки, в принципе, чувствует себя достаточно неплохо.

А. Г.: Перескочим через океан и вернемся к более насущным вопросам нашей экономики. Мы прошли нижнюю точку или еще нет?

С. А.: Я вспоминаю шутку из начала 1990-х, из доклада МВФ, что мы думали, что Россия упала на дно, но эти упорные русские продолжали копать глубже. Поэтому сказать, прошли ли мы нижнюю точку, трудно. Сегодня буквально появились данные Росстата, что в первом квартале экономика выросла на 0,9%, но первый квартал к четвертому – 1,4%. Это самая настоящая рецессия, причем понятно, что вклад украинских событий еще не виден, потому что в конечном итоге это был только март, и падение инвестиций состоялось в январе-феврале.

Что будет во втором квартале, что будет в третьем квартале, сказать тяжело. Понятно, что радостных перспектив у российской экономики нет. Я не могу утверждать, что есть прогноз, что мы попали в рецессию и будем устойчиво снижаться, да нет вроде, тоже нет. Но сказать, что мы будем расти… 2% роста – если это хороший результат…

А. Г.: Вообще-то европейский.

С. А.: Европейская экономика находится на другом качественном уровне развития. Я не говорю, что 2% для Европы – это хорошо, американские 3–4% – это лучше, а Европе дай бог выше 1,5% подняться, выше 1%. Но мы же говорим о российской экономике, это надо сравнивать с Китаем, он растет на 7%, с Индией, растущей на 5%, с Бразилией, где экономика растет на 4%. Вот наши конкуренты. Чего мы будем смотреть на других? Всегда можно найти слабого соперника, но почему-то приходится соревноваться с сильными.

А. Г.: Можно с Аргентиной, которая чуть ли не объявляет очередной дефолт.

С. А.: Аргентина – очень хороший пример, потому что Аргентина – это страна, которая в ХХ век вошла в десятке наиболее развитых стран мира.

А. Г.: И имела все перспективы, чтобы стать страной с растущей экономикой, высоким уровнем жизни, да и вообще шикарной страной.

С. А.: Да, шикарной страной с той же самой опорой на природные ресурсы, правда, в основном на сельское хозяйство. Но потом те же самые знакомые нам олигархические структуры, тот же отказ от демократических принципов формирования власти, отказ от свободных выборов, узурпация власти, отсутствие власти закона…

А. Г.: Одной семьи.

С. А.: Фактически. Или большой группой военных на протяжении десятилетий. И вот XXI век – Аргентина находится в восьмом десятке и никак не может вылезти из череды экономических кризисов и дефолтов. Посмотрите, весь остальной развивающийся мир, который в конце XX века достаточно активно был в финансовых кризисах, все выкарабкались. Все смогли принять правильное решение, а вот Аргентина все еще там.

А. Г.: А санкции, которые наложили на нас два первых раунда, – мы уже видим в макроэкономике влияние этих санкций на российскую экономику или они отразятся в будущем? И как сильно?

С. А.: Нет, не видим. Мы не видим ровно потому, что эти санкции касаются отдельных людей – 60 человек и десятка полтора компаний, не самых крупных. Поэтому эти санкции макроэкономического значения иметь не могут. А побочные последствия – повышение процентных ставок, закрытие рынка капитала – это не дает такого быстрого эффекта на горизонте одного квартала.

А. Г.: Когда мы увидим это в цифрах?

С. А.: Я думаю, в конце года. То, что мы видим четко: население сокращает депозиты в банках, банки не могут перезанять на внешнем рынке и занимают у Центрального банка, расплачиваясь по внешним займам за счет покупки валюты внутри страны. Если эта ситуация продолжается один месяц – ничего страшного, даже если три месяца продолжается, то ничего страшного. А если это будет продолжаться год, то за год наши банки и компании, по данным ЦБ, должны заплатить 120 миллиардов долларов.

А. Г.: Немаленькая сумма.

С. А.: Немаленькая сумма. Пусть они и половину из этой суммы должны будут заплатить, купив валюту у ЦБ. Вот такое давление на платежный баланс. Вот с этой точки зрения это более длительный процесс, потому что это косвенные эффекты, не прямые.

А. Г.: Складывается ощущение, что вокруг Путина, вокруг групп влияния и вокруг Кремля есть два явных лагеря – один консервативный и изоляционистский, а другой явно выступает за открытые рынки, за такой госкапитализм. Это мое мнение. А как вам кажется, есть ли это разделение на самом деле и есть ли группа людей, которая активно говорит президенту, что рынки должны оставаться открытыми, что санкции – это страшно и плохо?

С. А.: Я с президентом рядом не сижу и что ему говорят не слышу, поэтому я могу рассуждать, опираясь на то, что слышу в СМИ. Я думаю, что все разговоры о том, что у президента есть силовики либералы, есть изоляционисты и сторонники открытой экономики, это все разговоры от лукавого.

А. Г.: Как на самом деле?

С. А.: У президента есть люди, которые либо согласны с его линией поведения и работают в его команде, либо люди, которые не согласны, тогда либо они уходят, либо их уходят. Вот я что-то не слышал заявления ни одного нашего чиновника, что он не согласен с линией правительства, что он не поддерживает захват Крыма, считает, что изоляционистская экономика нам не нужна, нам нужно идти на укрепление международного сотрудничества, нам нужно привлекать иностранные инвестиции. Вот президент этого не говорит, и чиновники этого не говорят.

Мне вообще кажется, что с началом крымского кризиса или украинского кризиса, где-то с начала февраля месяца, президента вообще не волнует экономика, экономической повестки дня вообще у президента нет. Ну да, он выступил в Питере на форуме, он съездил в Китай, подписал контракт, но я думаю, что это по должности. А вообще у него в голове сейчас явно другое.

А. Г.: Геополитика – понятно. Это же одна из главных угроз, которая в принципе может прийти, – это ухудшение российской экономики. Или этого не может произойти?

С. А.: Мне иногда кажется, что рассуждение экономистов о состоянии экономики, что у нас спад, что у нас растет инфляция, что у нас региональные бюджеты наращивают долги, это все правда. Это некие такие долгосрочные моменты, которые, если их продолжать лет пять, могут создать проблему в российской экономике. У президента другое видение – у него видение сегодня и сейчас. Вот сегодня и сейчас в чем состоит «плохо» для него? Ни в чем. В бюджете стало больше денег? Стало. Вот спад, нет инвестиций, девальвация, инфляция, внесли поправки о бюджете – и лишний триллион рублей образовался. Вот посмотрите глазами президента, который фактически единолично управляет страной.

А. Г.: Ох, если бы я мог посмотреть этими глазами!

С. А.: Поставьте себя на его место. Как вы считаете, состояние экономики правда такое отвратительное, что вам что-то сегодня угрожает, если у вас есть дополнительные деньги в бюджете? Наверное, все-таки нет.

А. Г.: Мне казалось, что мудрый правитель всегда думает немножко наперед, хотя бы на 50-летнюю перспективу.

С. А.: Мне кажется, что президент Путин решает задачи по мере их поступления.

А. Г.: То есть не стратег?

С. А.: Не стратег.

А. Г.: Вот инфляция растет. Насколько серьезна эта угроза для российской экономики?

С. А.: 6,5 или 7,5 – по большому счету не очень важно.

А. Г.: А есть риск того, что придет к двузначным показателям?

С. А.: Есть.

А. Г.: А в какой перспективе?

С. А.: Я думаю, на горизонте пяти лет. Если промышленный спад будет продолжаться, если цены на нефть не будут расти, если отток капитала будет продолжаться в тех же объемах, то платежный баланс будет слабым. Центральный банк должен будет продавать валюту и девальвировать рубль. Это основной фактор повышения инфляции – девальвация рубля. По нашим оценкам, уже 1,3% к инфляции добавило. Из тех 7,6 1,3 – это эффект девальвации, еще что-то он добьет. А девальвация была не очень сильная.

А. Г.: Банковская чистка, которая идет у нас уже полгода, назовем это таким словом, или санация банковской системы. Она привела к нужному эффекту оздоровления банковской системы или нет?

С. А.: Я думаю, что еще нет, потому что этот процесс мне напоминает чистку авгиевых конюшен, их долго не чистили. Бывший председатель Центрального банка Сергей Игнатьев не считал нужным этим заниматься, он вообще не считал банковский надзор проблемой, не знаю, по каким соображениям. А нынешнему председателю Эльвире Набиуллиной кажется, что там надо наводить порядок, и она начала эту чистку. Сколько там еще работы, я не знаю.