Прошедшая неделя оказалась критической для Комитета против пыток (КПП), работающего в Чечне. Результатом конфликта между руководителем КПП Игорем Каляпиным и главой Чечни Рамзаном Кадыровым стал сожженный офис правозащитников в центре Грозного. За развитием сюжета всю неделю изнутри следил корреспондент Slon, чтобы выяснить, что бывает с теми, кто открыто выступает против политики Рамзана Кадырова.
Комитет против пыток работает в нескольких регионах России. После убийства Натальи Эстемировой, правозащитницы из «Мемориала», в 2009 году была создана Сводная мобильная группа – постоянное представительство Комитета в Чеченской Республике. Работают правозащитники вахтовым методом – так безопаснее. Иногда в свой коллектив Сводная мобильная группа включает журналистов. Именно на этих правах я оказалась в Чечне.
***
Пятое декабря. Грозный. После ночного боя город быстро пришел в себя, утром около сожженного Дома печати уже собралась толпа зевак. За моей спиной раздается ошарашенный мужской голос: «Ой, мясо». Опускаю голову – на асфальте лежит кусочек человеческой плоти. Черный от грязи, потому что на него кто-то наступил.
– Жаль, ты не приехала на день раньше, – говорит Сергей, старший Сводной мобильной группы. – Стреляли прямо под окнами нашего офиса.
Офисом назвать это место довольно трудно: большой мягкий диван, ковер на полу, стул у окна на уютной кухне и деревянные скрипучие половицы. Около двери на стене несколько десятков открыток со всего мира с благодарностями и пожеланиями успеха. В одной из комнат висит картина с синей вороной Луизой Антоновной де Рыжевальер, купленная где-то в Грузии. На полке рядом с премией для правозащитников Front Line Defenders – плюшевый желтый цыпленок, которого прозвали Анатолием. Раз в день все сотрудники собираются на кухне за большим столом, чтобы выпить чаю, а обедать ходят большой компанией в кафе неподалеку.
Соседняя с офисом дверь ведет в просторную квартиру с высокими потолками, в которой живут правозащитники. О том, что это место – дом серьезной организации, не позволяют забыть камеры наружного наблюдения и строгий свод правил, которые должен исполнять каждый, выходя за порог. Меры безопасности абсолютно оправданы, потому что Чечня – это республика со своими законами, и поначалу в них очень трудно разобраться.
В современном чеченском обществе главная цель – мимикрия. Любое нарушение негласных правил сразу же обращает на себя внимание. В Чечне так мало русских, что славянская внешность сама по себе уже нарушение.
– Многие думают, что мы работаем на ФСБ. Русских, которые суетятся, носятся, что-то делают, никто не воспринимает как местных жителей, все ждут подвоха, – сказал мне как-то Сергей, чья густая борода через несколько дней станет причиной личного досмотра.
***
На полках в офисе СМГ несколько десятков папок с делами о похищениях, пытках и нарушениях закона представителями силовых структур. Обычно к правозащитникам обращаются, когда степень отчаяния у потерпевших зашкаливает: они знают, что в полиции не помогут, и уже не боятся, что на следующее утро после обращения к правозащитникам придут люди улаживать конфликт «мирным путем». Случается это в основном, если в деле замешаны высокопоставленные чиновники, а чаще – элитные силовики, так называемые кадыровцы, личный полк главы республики. В таком случае уголовное дело либо вовсе не заводят, либо под всяческими предлогами закрывают.
Правозащитники Сводной мобильной группы заставляют следователей делать свою работу. Порой это совсем нелегко: обычный следователь в Чеченской Республике с бóльшим удовольствием уволится, чем вызовет на допрос хоть одного подозреваемого из числа кадыровцев. За пять лет работы в Чечне правозащитникам не удалось посадить ни одного силовика.
– Многие из тех, кто к нам приходит, не понимают, что здесь все серьезно. Человек должен написать заявление, оформить доверенность о представлении его прав и дать гарантию того, что он не откажется от своих слов. Бывает так, что заявитель говорит: «Я вам сейчас все расскажу, только вы имя мое нигде не упоминайте». Или дело доходит до суда, а потерпевший отказывается от всех слов, потому что ему «жалко» подозреваемого. Пришлось объяснять, что тогда я обязан написать заявление на потерпевшего за клевету, – говорит Дима. Несколько лет назад он сам был следователем, а теперь в его родном городе Диму боятся все инстанции, стараются не нарушать даже по мелочам. Однажды перед судебным процессом судья спросил у Димы разрешения прийти без мантии. Дмитрий согласился, но судья все равно мантию надел, потому что знал – юрист перед ним слишком принципиальный, все равно жалобу напишет.
Бывают заявители, которые просто не понимают, что такое пытки. В Комитет иногда обращаются люди, которые считают, что над ними издеваются соседи или ставят эксперименты спецслужбы. Через несколько дней после моего приезда на пороге офиса появилась женщина, которая требовала разобраться с исследованиями над ее дочерью и настойчиво просила позвонить Путину.
– Часто действительно приходится проводить проверки по таким делам. Ходит такая история про мужчину, который заявил, что сосед сверху облучает его микроволновыми излучениями. А когда наши пришли к этому соседу домой, то увидели, что на кухне у него по кругу стоит несколько открытых включенных микроволновок, – улыбается Сергей. – В основном, конечно, все такие заявления – просто фантазии.
Обычная работа Сводной мобильной группы – рутина с обжалованием вынесенных судом решений, сбором информации и выбором тактики ведения боя с очередным следователем. Довольно редко случаются ситуации, требующие немедленного реагирования.
Настоящим чудом здесь называют «дело Ислама Умарпашаева», которого в 2010 году удерживали и пытали на базе чеченского ОМОНа четыре месяца за нелестные высказывания в адрес местной полиции в одном из чатов социальной сети. Тогда отец Ислама писал жалобы и заявления о пропаже сына, не боясь расправы, а Комитету против пыток удалось не только найти парня, но и вытащить его из плена живым. Виновные еще не понесли наказание, следствие тянется до сих пор, но обычно все заканчивается еще хуже: пропавшего человека либо невозможно найти, либо это уже бессмысленно.
Обычная квартира со светлой гостиной и большим обеденным столом. Напротив сидит женщина в длинном розовом халате, которая уверенно говорит на языке юриспруденции. За несколько лет, в течение которых ее сын был подвергнут пыткам, суду и преследованию, она научилась разбираться во всевозможных формулировках в уголовных делах. Несмотря на то что этой истории уже несколько лет, женщина все равно опасается за сына, потому что жить в Чечне ему невозможно: парень до сих пор не выходит на улицу один, не открывает никому дверь и получает странные, по словам матери, звонки на телефон. В дверях, уже выходя на улицу, я спросила, какой выход она видит из этой ситуации.
– Мне хочется женить сына и отправить его куда-нибудь за границу, иначе здесь его снова схватят. И ладно, если убьют, а то убьют и тело не отдадут. Это самое страшное, когда хоронить некого.
***
Нападение боевиков на Грозный 4 декабря всколыхнуло город и всю страну. Даже после физического устранения вооруженных преступников Рамзан Кадыров еще долго выступал с заявлениями по этому поводу. Одно из самых громких – провозглашение главой республики на своей личной странице в социальной сети Инстаграм принципа коллективной ответственности: «Если боевик в Чечне совершит убийство сотрудника полиции или иного человека, семья боевика будет немедленно выдворена за пределы Чечни без права возвращения, а дом снесен вместе с фундаментом». Через некоторое время сотрудникам СМГ стали поступать сведения о первых угрозах родственникам боевиков, а затем и о реальных поджогах их домов.
Мы долго петляли по извилистым дорогам поселка, пока не нашли те самые дома. Снаружи они выглядели не так страшно, как внутри: красивый кирпич скрывал пепелище, оставшееся на месте жилых комнат. Через несколько часов весь мир увидел фотографии сожженных домов – реальный результат работы принципа коллективной ответственности в Чечне. И миру, судя по шуму, который наделала эта новость, не очень понравилось. Но реальным спусковым крючком стало открытое обращение Игоря Каляпина к генеральному прокурору и председателю СК с просьбой проверить высказывания Рамзана Кадырова на наличие состава преступления. Как оказалось позже, глава республики воспринял это заявление как инициативу не только Игоря Каляпина, но и всей его правозащитной организации.
В тот же день Сергей на правах старшего группы вернул старые правила безопасности. Это означало, что больше никто не имел права передвигаться поодиночке, даже для того, чтобы попасть из квартиры в офис, – сделать два шага по лестничной клетке. Перед выездом куда-либо первым из подъезда выходил старший, заводил машину и, если она не взрывалась, выходили все остальные. В дороге приходилось петлять, чтобы вычислить слежку, если она есть. Такие условия создавали впечатление, будто находишься на съемочной площадке, где снимается качественный отечественный детектив. Нравилось именно до тех пор, пока без этих мер невозможно стало обходиться.
Частный дом, в котором живет пожилая женщина, активная участница одного из правозащитных комитетов. Месяц назад она дала интервью иностранному телеканалу, в котором нелестно высказалась о действующей чеченской власти и после этого перестала отвечать на звонки. Ворота во двор приоткрыты, внутри никого нет. Сергей стучит в окна около пяти минут, никто из дома не выходит, только «Первый канал» разрывается вовсю где-то в комнате.
– Включи камеру на случай, если мы найдем труп, – говорит старший.
Я инстинктивно жмусь за спину Димы, который спокойно осматривает двор по периметру. Дверь в дом тоже оказалась незапертой, Сергей вошел внутрь, а мы остались ждать чего угодно: выстрелов, криков, сообщения о трупе. Послышался женский голос, дверь распахнулась: «Заходите». Все в порядке.
Вечером следующего дня Рамзан Кадыров в инстаграме обвинил Игоря Каляпина в пособничестве терроризму: «Некий Каляпин встал на защиту боевиков и их родственников. В Чечне защитой прав человека занимаюсь я». В выпуске новостей по местному телеканалу Кадыров на заседании с министрами что-то эмоционально говорил по-чеченски, размахивая руками, иногда мешая речь русскими фразами: «Каляпин-Маляпин», «европейский доллар», «если подтвердится – выдворяем из Чечни».
В ту ночь в квартире СМГ всерьез ждали обыска. Правозащитники были уверены, что теперь в отношении них будут действовать в рамках «беззаконного правового поля».
– Вот придут к нам утром и найдут у тебя, Димка, «калашников» под матрасом, который ты там ни разу в жизни не видел. Но ты все равно окажешься не правозащитником, а настоящим боевиком, – улыбается Сергей, сидя вечером на полу в комнате Дмитрия.
В ту ночь пришлось ложиться спать с диктофоном и телефоном под рукой, в котором заранее была набрана смс редактору: «Пришли». К счастью, тогда эти меры не пригодились.
В Москве прошла пресс-конференция «Коллективное наказание как метод борьбы с вооруженным подпольем в Чечне», на которой присутствовал и руководитель Комитета против пыток. Позже Каляпин скажет, что благодаря двум молодым чеченцам, которые закидали его яйцами, мероприятие стало по-настоящему ярким и запоминающимся. Организатор яичной акции, председатель Союза чеченской молодежи в Москве, Рустам Тапаев заявил, что яйца – цивилизованный метод протеста, практикующийся по всему миру. Против чего протестовала чеченская молодежь, Тапаев не объяснил.
Грозненское телевидение продолжало говорить о «правозащитниках, которых спонсирует Запад», посвятив этой теме даже пятничное вечернее ток-шоу. СМГ стало известно о готовящемся в выходные митинге в поддержку Рамзана Кадырова, против терроризма в целом и Каляпина в частности. Как рассказали некоторые чеченцы, для вольного изъявления народного мнения каждую организацию обязали прислать на митинг по три человека. Дело принимало серьезный оборот, потому что любое столпотворение в такой напряженной ситуации могло быть опасным для правозащитников, которые никогда не скрывали свой адрес.
Утром, пока военные перекрывали улицы для митинга, а к центру города медленно стекались сотни людей, во дворе нашего дома вдруг оказалась припаркована машина с номерным знаком «КРА», которой раньше здесь никогда не было. А обычно пустующая лавочка неподалеку была занята парнем, которого я заметила несколько минут назад у кафе, где мы завтракали. Молодой человек стал делать селфи именно в тот момент, когда мы с правозащитниками сели в служебную машину. Телефон, конечно же, он направил в нашу сторону.
Далее события развивались стремительно. Вечером, когда юристы еще не успели вернуться в Чечню от заявителей, на телефон Сергею позвонил неизвестный с просьбой открыть дверь якобы для проверки счетчиков. Как показали позже камеры наблюдения, к двери офиса подошли трое мужчин, один из которых даже не собирался скрывать наличие пистолета. Гости пытались проникнуть в квартиру, куда-то звонили, опрашивали соседей, но правозащитников не дождались и уехали. Позже к дому пришла другая делегация, которая так же настойчиво пыталась попасть за дверь. Серьезно испугавшись, Сережа и Дима немедленно выехали на запасную квартиру, но по дороге заметили за собой слежку. Пятеро парней на серебристой «Ладе-Приоре», не сбавляя скорости, пролетали на красный в погоне за СМГ. Когда юристы остановились на обочине, стало ясно, что это была ошибка, – неизвестные стали натягивать на лица маски. «В тот момент два здоровых мужика всерьез опасались за свои жизни», – скажет позже Дима.
От преследования удалось оторваться только после прибытия в отель «Грозный-Сити» к съемочной группе «Аль-Джазиры». Через 20 минут на вызов полицейских в гостиницу прибыл первый заместитель министра внутренних дел Чечни Апти Алаудинов. Он объявил, что больше не может обеспечивать безопасность правозащитникам из-за растущего негодования народа, назвал юристов провокаторами и ушел. Через несколько минут стало известно, что офис Сводной мобильной группы горит.
Утром Сережа и Дима приехали посмотреть, что осталось от офиса. Через несколько минут в квартире появились люди в камуфляже, которые задержали правозащитников, провели личный обыск и осмотр автомобиля, в ходе которого изъяли всю технику: ноутбуки, телефоны, фотоаппараты, видеорегистратор. Как рассказал старший группы, внятную причину обыска силовики так и не назвали: одному показалась подозрительной борода Сергея, другой решил, что юристы могли замести какие-то следы на месте пожара. После обыска правозащитников отпустили.
***
В офисе Сводной мобильной группы сгорело все: большой мягкий диван, стул у окна, мебель. Сгорела Луиза Антоновна де Рыжевальер и плюшевый цыпленок Анатолий. Сгорели дела, находящиеся в производстве. Некоторые из них не сожгли, а выбросили на помойку, оставили только одну папку в раскрытом виде на уцелевшем столе – дело о задержании СМГ в 2010 году. То, что не сгорело само, сломали. На стене осталась надпись: «Вы защищаете права только бандитов, а где права моего отца?»
«От того, что вдруг не станет какого-то сотрудника, даже такого толстого, как Каляпин, работа организации не изменится ни на сколько», – заявил после пресс-конференции в Москве Игорь Каляпин. «Я полагаю, мы делаем правильное дело, и пугать нас не нужно. Мы были в Чечне и будем», – напишет в фейсбуке один из сотрудников Комитета против пыток.
Совет по правам человека выразил озабоченность по поводу притеснения Сводной мобильной группы в Чечне. Госдеп США опубликовал документ, в котором призвал Москву «расследовать данный инцидент и обеспечить безопасность правозащитников в Чечне и по всей России». Прокуратура не нашла состава преступления в высказываниях Рамзана Кадырова. Глава Чеченской Республики заявил, что «проект Каляпин и К°» запустил Госдеп США», которого «интересуют только боевики, террористы и их семьи».
Владимир Путин не высказывался по поводу происходящего в Чечне ровно до тех пор, пока 18 декабря на пресс-конференции с журналистами не получил вопрос в лоб: «Вы будете защищать тех граждан, которые сейчас подвергаются досудебным расправам в Чечне?» Ответ был таким: «В России все должны соблюдать действующие в нашей стране законы. Никто не считается виновным, пока это не признано судом».
