Нынешний гендиректор IKEA Russia Вальтер Каднар впервые посетил Россию в 2001 году, через год после открытия первого магазина в подмосковных Химках. Основатель компании Ингвар Кампрад хотел прийти сюда в 1988-м и даже договорился об этом с премьер-министром СССР Николаем Рыжковым. Но пришлось ждать больше десяти лет. Воодушевленный спросом, первый гендиректор IKEA Russia Леннарт Дальгрен собирался быстро вывести компанию в прибыль, но из-за затяжного противостояния с местными чиновниками тоже выбился из графика (прибыль появилась лишь шесть лет спустя).
Кризис – очередная помеха на пути развития российского бизнеса шведов. Однако у частной компании достаточно терпения, чтобы пережить и его, уверяет Каднар. К тому же Россия для IKEA теперь не целина, а, скорее, плацдарм. К 2014 году она заняла четвертое место среди стран присутствия по объему выручки с долей 8% (впереди лишь Германия, США и Швеция), а три московских магазина IKEA заняли первые три места по объему продаж во всей глобальной сети. Что делает компания для адаптации к новым условиям работы в России, Вальтер Каднар рассказал в интервью Slon Magazine.
– Вы здесь уже три года.
– Да, почти три.
– Три года назад все было иначе: кризис, двузначная инфляция, падение рубля и доходов россиян произошли позднее. Интересно, как это все повлияло на ваши планы. Заставило ли переосмыслить стратегию развития в России?
– Я родом из Австрии, но при этом работал в восьми странах, а жил в пяти. Я кое-что знаю об инфляции, имел опыт управления ценами в ее условиях, поэтому не могу сказать, будто что-то застало меня врасплох. Кризис, о котором вы говорите, не стал для меня большой неожиданностью. Тенденции в целом были более-менее очевидны, учитывая степень диверсификации российской экономики.
– Ее зависимость от нефти?
– Например, да. Конечно же, происходящие сейчас изменения в политической жизни было сложно как-то предвидеть. Но суть не в них. Мы сейчас находимся в третьей фазе кризиса: от отрицания или недооценки масштабов кризиса мы переходим к адаптации к новым условиям. Изменилась ли как-то стратегия компании? Нет, никак. Мы не публичная, а частная компания, и в этом наше преимущество. В России, Китае, Индии, где угодно мы ведем себя как предприниматели. Так выглядит ДНК этой компании. IKEA делает долгосрочные инвестиции и не уходит с рынков, когда наступают плохие времена. У нас большие планы в России и большие обязательства перед этой страной, кстати. IKEA вложит в российский рынок 2 млрд евро до 2020 года. А это что-нибудь да значит, согласитесь.
– Но разве российский рынок по-прежнему один из самых быстро растущих в мире? Так, кажется, вы его характеризовали, вступая в свою нынешнюю должность.
– Тут как раз мало что изменилось. Для компании Россия номер два по темпам роста после Китая. Продажи в рублях выросли за последний финансовый год (завершился 31 августа 2015 года. – Slon) на 14,7%. И признаюсь, это больше, чем мы сами ожидали.
– Рассчитываете на продолжение такой динамики?
– Думаю, в следующем году мы не увидим двузначной цифры роста, темпы будут скромнее.
– А в среднесрочной перспективе?
– Кто знает? Трудно увидеть что-либо конкретное, разглядывая хрустальный шар. Хотя я внимательно прислушиваюсь к прогнозам. Например, во время обмена мнениями в шведском посольстве [экс министр экономического развития РФ] Сергей Беляков говорил об ожиданиях символического роста российский экономики на ближайшее десятилетие. И это не противоречит нашим собственным ожиданиям: не стоит рассчитывать на поддержку макроэкономических факторов. Так что если вы хотите спросить, думаю ли я, что нынешний период является трудным, то да, это так, времена действительно трудные.
– Как это сказывается на потребителях, как меняется их поведение?
– В прошлом году магазины IKEA посетили 74 млн человек, а если считать моллы «Мега», то мы говорим о 275 млн визитов, и здесь ничего не изменилось. Более того, даже снижение клиентского потока на 10–20% не лишает нас возможности продать больше: Россия – огромная страна, здесь много крупных городов, и особых рисков для продаж я не вижу. Если говорить о потребительском поведении, то, конечно, оно меняется. Люди отказываются от крупных дорогих покупок, я бы сказал, смиряются с реальностью.
– О чем вы говорите, например?
