Кадр из фильма «Великий диктатор». Фото: Charles Chaplin Productions
Дискуссия о великом и смешном, приличном и не очень, начатая в связи с блестящим сатирическим кинокомиксом Армандо Ианнуччи «Смерть Сталина», распространилась на детские книжки. Это и понятно – со времен незабвенного Павла Астахова детская тема приобрела важность для государственного сознания архетипическую, сопоставимую с предназначенным для явных манифестаций респектабельным антиамериканизмом. Помнится, еще Остап Бендер в одной из своих комбинаций возглашал: «Поможем детям!», так что детская тема – это классика. Стремительный бросок защитников чувств и духовности от усов из фильма Ианнуччи к потерянному глазу из стихотворения Игоря Иртеньева делает актуальным вопрос о смешном. И ситуация, в которой мы в связи с этим находимся, надо признать, тоже скорее смешная, нежели трагическая.
Смех как возвышение над злом
Смех вызывают разные причины и обстоятельства, воздействующие, как сказал бы Аристотель, на смеющуюся часть человеческой души, благодаря существованию которой мы и способны смеяться. На одном конце ряда таких причин мы видим щекотку, вызывающую смех здоровый, но социально незначимый, а на другом – смех сквозь слезы, для кого-то не вполне естественный в силу кажущейся несовместимости состояний. Поскольку науки пока не сильно преуспели в анализе сознания, можно следовать за Аристотелем и рассматривать смех в двух его основных аспектах: как выражение нашего счастливого состояния – то есть ликование, а также как радостную реакцию на ситуации, в которых опасные, вредные, неприятные или несимпатичные нам люди, явления, процессы оказываются слабыми или несостоятельными, терпят неудачу, допускают промахи и ошибки. Смеющиеся люди – это те, кто мог бы стать жертвой, но избежал зла и теперь пользуется случаем и возвышается над его неудачливыми агентами. Само зло направлено на нас и всегда серьезно, последовательно и неотвратимо в своем намерении повредить, поэтому универсальная эстетика смешного предполагает картину внезапного и ощутительного провала серьезности, последовательности и неотвратимости как таковых. Это так даже в тех случаях, когда указанные качества не в меру проявляются в стремлении к добру.
