Завтрашний день, 17 августа, у большинства россиян – по крайней мере у тех, кто старше 35, – устойчиво ассоциируется с экономическим потрясением двадцатилетней давности, самым крупным за всю постсоветскую историю. Суверенные дефолты периодически случаются в самых разных странах, и, строго говоря, российский – не более чем звено в цепи финансовых кризисов, вспыхнувших в Юго-Восточной Азии и окончательно дотлевших в Латинской Америке.
Более того, в новейшую историю глобальных финансовых рынков российский август, в частности, вошел потому, что спровоцировал – а скорее, ускорил – падение легендарного хедж-фонда Long-Term Capital Management с активами под управлением на $125 млрд, что, к слову, составляло чуть меньше половины ВВП РФ в 1998 году. «Существовала общая убежденность: ядерные державы не объявляют дефолтов, – описывал Роджер Ловенстайн, автор классической книги о фонде “Когда гений терпит поражение”, царившие в то время на Западе настроения. – И когда Россия сделала это, на рынках словно что-то умерло. Русским коммунистам за 70 лет не удавалось нанести рынкам такой впечатляющий удар, какой нанесли никчемные российские капиталисты».
Тем не менее внутри самой России – и без того бедной, необустроенной, обремененной советским наследием – разрушительные последствия кризиса многими воспринимались как окончательный крах. Беспомощность правительства, обвал пирамиды ГКО, девальвация рубля, (снова) сгоревшие вклады – все бесповоротно катилось в пропасть.