Полюбят ли Россию за демократию?

Человеку вообще свойственно ошибаться, а в частности, ему свойственно ошибаться совершенно определенным образом: связывать все хорошее с хорошим, а все плохое с плохим. В конце концов, Бог нашего писания отделил свет от тьмы и увидел, что это хорошо весьма.

Вот, например, считается, что нас в мире не любят потому, что у нас нет демократии. А как она появится, так сразу и полюбят. Не нужно быть компьютером, чтобы сказать: «Еrror». Человеку может казаться, что если его кто-то не любит – это обязательного за то, что в нем есть плохого, или нет чего-то хорошего. А на самом деле, может, за хорошее-то и не любят, или за прошлое, или просто так – за здорово живешь. И не полюбят никогда. Посмотрите на Соединенные Штаты Америки, какая там демократия, любо-дорого, всем на зависть. И посмотрите на мировые опросы национальных симпатий и антипатий: американцев не любят. Их откровенно не любят в огромном мире развивающихся стран и недолюбливают в какой-нибудь вполне демократической Франции, Италии, Испании, Греции. И даже в Скандинавии не могут простить им смертную казнь и общий недостаток равенства.

Почитайте рекомендации Госдепа: американцу, путешествующему по миру, приходится быть куда больше настороже, чем испанцу, финну и тунгусу. Ирландцы и Аргентина все еще не полюбили англичан, несмотря на полное торжество демократии, либеральных ценностей и справедливого суда в Великобритании. Румыны продолжают не любить венгров, а венгры – словаков. Хотя все это демократические страны, которые дружно совершили антикоммунистические революции и вступили в один общий Европейский союз, скрепленный, кроме общего рынка, идеями интернационализма и общей на всех гуманности. Корее и Китаю не симпатична некрупная и вполне травоядная Япония уже 60 лет спустя после установления там демилитаризованной демократии. Что говорить о демократиях крупных и менее вегетарианских. Демократическую Америку в мире не любят в общем даже больше, чем авторитарный Китай. И уж точно больше, чем Китай, не любят Россию, хотя по количеству свобод на душу населения мы обогнали его, как Америка нас.
Не надо строить никаких иллюзий. Даже после того, как в России совершатся честные выборы, уйдут Чуров и Путин, нас не полюбит ни Грузия (там почему-то считают, что мы должны принести ей с покаянием Абхазию и Южною Осетию, а куда девать абхазов и осетин – не говорят), ни Польша, ни Латвия с Эстонией. Финляндия не забудет, не простит Зимнюю войну, Венгрия – какой-нибудь 56 год, Япония – Южные Курилы, Эстония — даже когда забудет всё, не простит просто размер дома по соседству: слишком большую отбрасывает тень. А западное общественное мнение будет не любить просто так, по привычке опасаться. И никакие наши внутренние трансформации это до конца не излечат. Представьте себе, какой всплеск настороженности и нелюбви ждет нас, если на честных выборах какая-нибудь националистическая партия получит скромные 15%.
Сколько бы у нас не было демократии, всегда найдутся те, кому демократии в России слишком мало. Как всегда есть те, кому демократии слишком мало в США, Франции или Британии. В девяностые годы западное общественное мнение относилось к России не менее настороженно, чем сейчас: кто путешествовал, учился, работал за границей, это подтвердит. В 1998 году шведка в дрезденском Гете-институте, позабыв про скандинавскую политкорректность в отношении развивающихся народов, корила меня, будто я скрутил у нее колесо с велосипеда: «Что мы все даем и даем деньги, а все без толку». Это она про транши МВФ. Хотя при чем тут Швеция? И уже в 2008 г. во время американских президентских выборов я лично разговаривал в Майями не с клиентами дома ветеранов американской армии – а с вполне здоровыми и не старыми активистами Республиканской партии, которые были уверены, что в России до сих пор у власти коммунисты. Даже не снова, а до сих пор. Чувствуете разницу?
И не все враги режима в Кремле – наши друзья. Разъезжая по свету, я встречал странных людей, которые предпочли бы, чтобы на этом месте вообще не было никакого режима и никакого Кремля. И далеко не все готовы за нашу и вашу свободу. В день выборов в думу 4 декабря корреспондент «Газеты Выборчей» писал из Москвы: «Та дума бендже горше» – горькой думы полн, о том, что, как говорил еще Пушкин, правительство в России – единственный европеец, и без абсолютного большинства у «Единой России» будет труднее добиться реабилитации жертв Катыни и вообще от свободы в России хлопот не обреешься. Иностранным политикам в мире будет физически трудно не соскользнуть в ошибку 90-х и не воспользоваться любым возможным настроением, чтобы отодвинуть.
Об этом я вспомнил, в том числе глядя на латвийский референдум, на то, как В.Новодворская и К.Боровой приехали к местным националистам помогать агитировать против русского языка, а им не дали перевода – и они сидели, хлопая глазами, пока говорили латышские политики и кивали им, когда им можно вступить и даже не выдавили из себя «spasibo», как любой иностранец, случайно встреченный на улице в любом конце мира. Вот эти ребята из латвийской Национально-демократической фракции, которые даже своим искренним и самоотверженным союзникам умудрились не то что не сказать слова по-русски, а не сделать перевод, для них нация выше демократии даже у себя дома, а уж в чужой России и подавно. И никакая отставка Чурова тут не поможет.
Кстати, наконец-то российская дипломатия повела себя правильно: не вмешалась вообще никак. Не послала патриотически настроенных политиков, нашистов с пикетами, не сняла с полок йогуртс в соседних «Алых парусах», не развернула кампанию в телевизоре, даже Путин ничего не сказал ледяным голосом. Это единственно верная внешняя политика в этом случае, потому что все остальное могло бы только напугать и оттолкнуть. Поляки бы, у которых аналогичный спор с Литвой, и те бы не сдержались. Там и без всякого референдума каждый день пишут об ущемлении прав польскоязычных в Прибалтике, и отношения хуже некуда: а ведь демократия по обе стороны польско-литовской границы, а все друг друга не полюбят.
Не всякий, кто враг режима в Кремле, – друг России. «Друг России» – вообще довольно смутное понятие. Гораздо понятнее, что такое быть другом того или другого русского. А друзья России, помню по своей посольской работе, – это наполовину какие-то странные персонажи, которые из года в год приходят на фуршет в посольство и которых протокольная служба не решается вычеркнуть из списков.
На Сахарова люди собрались прийти с портретом Гавела. Хорошо хоть Гавел – добрый человек. Хотя на Сахарова его хотели взять не за это, а за то, что он не любил российский авторитаризм и не нравится нашим властям. Если отстаивать свободу хочется непременно с портретами зарубежных драматургов в руках, давайте выйдем с портретом Шекспира и Мольера: они, возможно, не уступают Гавелу, и, главное, мы их лучше знаем. А если и отечественные драматурги подойдут – можно Чехова. Он тоже был совестливый. Тем более, мы уже боролись за свободу с портретами европейских интеллектуалов: их статуи и улицы с тех пор в каждом нашем провинциальном городке.
Если достаточной причиной выйти на митинг с портретом зарубежного деятеля является то, что он не любил российского авторитаризма и не нравится нашему текущему руководству, тогда список можно расширить: есть масса людей, которые соответствуют этим критериям: Джордж Буш, сенатор Маккейн, Звиад Гамсахурдия, Сара Пэйлин, Михаил Саакашвили, Лех Качиньский, Вайра Вике-Фрайберга, Йозеф Пилсудский, маршал Антонеску, Виктор Ющенко, аятолла Рухолла Хомейни, генерал Франко, саудовский король Абдалла, адмирал Хорти, Герман Геринг – продолжать? Сама по себе критика российского авторитаризма совсем не делает зарубежного деятеля замечательным, ибо там это занятие легкое, приятное, безубыточное, что-то вроде критики Саакашвили у нас на «Первом канале».
И нашу революцию там представляют иначе. Для какого-нибудь Fox News мы по инерции все еще бедные и забитые, и там ждут от нас видео революции угнетенных, бедных и забитых. Что-то вроде восстания колониальных народов Африки или северных корейцев, на худой конец – как сейчас арабов. Не зря же под московские митинги там пустили картинку анархистов, жгущих Афины. Участники же нашего общественного пробуждения чувствуют себя движением самодостаточных, независимых, часто обеспеченных и поголовно – лично свободных.
В общем, мы должны понимать: в мире много людей и – если понимать под народом условное большинство – много народов, которые не любят Россию, и это никак не связано с демократией или не демократией, отсталостью или прогрессом, Путиным или Навальным. Вы сами в жизни довольно часто не любите довольно приличных людей. Так бывает. За то, что снялись не в том ролике, или, наоборот, за то, что не снялись. За то, что что-то про вас сказали или вам передали, что сказали. За то, что им все так легко дается. Или, наоборот, за то, что все у них со скрипом, с надрывом – одни проблемы. За то, что ваша первая любовь из параллельного класса выбрала не вас. За то, что у них за стеной ремонт, или часы с кукушкой, или собака. Или просто сами не знаете за что. Тем более не любите тех, кто кажется вам неприличными.
Поэтому демократию мы устанавливаем не для того, чтобы нас полюбили, а для себя. Не надо ждать ничьей похвалы, можно не дождаться. Не надо просить о любви, надо быть готовым, что не полюбят и с белой лентой, и целиком беленькими, ну и бог с ним, главное, чтоб самим удобнее.