«Мы не можем ждать милостей от природы: взять их у нее – наша задача!» – в чеканной формуле культового ботаника Ивана Мичурина, по сути, отлита в граните большевистская экологическая доктрина (хотя слово «экология» Мичурин вряд ли знал): природа есть объект покорения, который должен быть встроен в неукоснительную конструкцию социалистического порядка и поставлен на службу «советскому человеку» (читай – государству).
Природа, однако, не только делилась милостями, но и периодически взбрыкивала: масштабные стихийные бедствия, в том числе мощные землетрясения, случались в СССР не реже, чем в других странах. Однако, в отличие от Перу, Японии или США, в стране победившего социализма катастрофы не только влекли разрушения и жертвы, но и наглядно нарушали предписанный партией порядок – причем настолько нагло (и при этом безнаказанно), что опешившая советская власть так и не смогла выработать последовательный подход к злостным антисоветским вылазкам озверевшей природы.
Найджел Рааб. И всё содрогнулось. Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе
Academic Studies Press
Американский историк Найджел Рааб, профессор Университета Лойола-Мэримаунт (Лос-Анджелес) анализирует самые масштабные катастрофы в истории СССР: землетрясения в Крыму (1927), в Ашхабаде (1948), в Ташкенте (1966) и в Армении (1988), а также Чернобыльскую аварию (1986, взрыв на Чернобыльской АЭС, разумеется, не является стихийным бедствием, однако, по мысли Рааба, масштаб этой аварии настолько огромен, что она вполне заслуживает места в ряду природных катастроф).
Строго говоря, Рааб пишет не о самих катастрофах как таковых (сейсмологическая и прочая научная информация сведены к минимуму), а об их отражении в официальной советской пропаганде, социальной политике и популярном искусстве – так сказать, о культурных афтершоках бедствий.
