Кадр из фильма «Во всём прошу винить “Битлз”», 2004 г.
«В нашей стране долгие годы культивировалась любовь народа к партии и ее вождям. В этой книге речь пойдет о любви сотен тысяч и даже миллионов молодых и не очень советских людей к прекрасной музыке и четырем иностранцам, ее исполнявшим», — пишет Дмитрий Карасюк в предисловии к своему подробному, впечатляющему по объему и разнообразию источников исследованию «Как мы любили «Битлз». История битломании в СССР» (недавно вышла в издательстве «Кабинетный ученый»). У кого-то массовое обожание ливерпульской четверки, должно быть, больше ассоциируется с истерией фанатов на Западе, где динамикам не хватало мощности, чтобы заглушить истошный визг поклонников, рыдавших и падавших в обмороки на концертах своих кумиров. Но и по эту сторону железного занавеса вокруг легендарной группы кипели страсти, хотя и несколько иного рода. В выбранном нами фрагменте — об активности советских битломанов на просторах СССР. В частности, о полустихийной акции аполитичной длинноволосой молодежи, которая, протестуя против Вьетнамской войны, летом 1971-го попыталась пройти по улицам брежневской Москвы под лозунгами песен Джона Леннона. Для властей же это робкое проявление пацифизма стало крупнейшей в истории столицы антисоветской демонстрацией — со всем вытекающим.
Новая молодёжная субкультура возникла вполне по-советски. В сентябрьском номере журнала «Вокруг света» за 1968 год появилась статья Генриха Боровика «Хождение в страну Хиппляндию». Опытный пропагандист, с одной стороны, радовался тому, что американские подростки бегут от своих буржуазных родителей, отвергая их лживые ценности, а с другой — издевался над бездуховностью и дикостью самих подростков. Как не раз бывало, статья вызвала неожиданный эффект — тысячи советских юношей и девушек заинтересовались взглядами своих заокеанских ровесников и захотели быть такими же, как они. Поспособствовали этому и битлы, чью песню «All You Need Is Love» считали своим гимном первые советские хиппи. В крупных городах страны появились компании длинноволосых молодых людей в одежде разной степени обтрёпанности. Они никому не мешали, просто, сидя в парках и скверах, пели под гитару чаще всего англоязычные песни. Вечерами хиппи перемещались к кому-нибудь домой, где продолжали культурно отдыхать, употребляя алкогольные напитки. Крепких они не любили, предпочитая дешёвый портвейн.
Заморское слово «хиппи» быстро обрусело. Детей цветов, выросших на отечественной почве, стали называть хиппанами, хиппарями или хипцами. В Свердловске немногочисленные хипцы собирались на набережной городского пруда, где по вечерам слаженным хором пели битловские песни. «Это было так красиво, что все рты открывали, — рассказывает Алексей Хоменко, впоследствии музыкант группы «Наутилус Помпилиус». — Вид у нас был прогрессивный: клёши, волосы чуть длиннее допустимого. Милиция как-то насильно отвела меня в парикмахерскую для принудительной стрижки, сопровождаемой нравоучениями. Такой вот акт назидательного насилия получился». Те, кому больше нравилось не петь, а болтать, кучковались вокруг памятника Якову Свердлову, или попросту — «Яшки». Это были в основном студенты университета, расположенного рядом. Музыкальные хипцы шёпотом пересказывали жуткие слухи, будто кто-то из «болтунов», немного перебрав спиртного, хотел отпилить «Яшке» металлический палец. «На самом деле всё было куда безобиднее, — вспоминал екатеринбургский писатель Андрей Матвеев. — Никакими хиппи мы не были, но об этом не знали и очень старались ими быть. Мы пьянствовали, битлов слушали, всякую ахинею несли, пытались экспериментировать с какими-то таблетками, но вместо психоделических видений получали только рвоту или понос. Вообще, развлечения были невинные».
Общественность относилась к непохожим на неё молодым людям с явным осуждением. «Выглядел я в то время не так, как все: длинные волосы, полосатые клеша из брезента, вместо пиджака зелёный военный китель, тряпичные цветные ботинки на платформе, — вспоминал Александр Гасилов, еще один битломан со стажем. — За это постоянно терпел издевательства добропорядочных советских граждан. Про таких, как я, часто говорили: «Не девка, не парень, а оно!» В военкомате дежурный офицер с криком, что я из-за причёски не достоин звания комсомольца, рвал мою справку об отсрочке призыва в армию. Бывало, что и милиционеры таскали меня за волосы и рвали мои клеша… Много чего пришлось испытать в молодости только из-за того, что внешне я выглядел не так, как было принято в СССР».
