Hannah Wagner / dpa / Global Look Press
Три взрыва за сутки — так тревожно закончились пасхальные праздники в Приднестровье. 25 и 26 апреля на территории непризнанной Приднестровской Молдавской Республики неизвестные обстреляли из РПГ здание Министерства госбезопасности Приднестровья, заминировали и взорвали две радиоретрансляционные вышки в селе Маяк, а беспилотник сбросил взрывное устройство на военный аэродром рядом с селом Парканы. Пострадавших, к счастью, нет: в МГБ в тот день был выходной, жители села Маяк напуганы, но невредимы, даже взлетная полоса не повреждена. Способ проведения «терактов» и сами цели атак вызывают ряд недоуменных вопросов из серии «Что это было?». В регионе на 15 суток был объявлен «красный код» террористической угрозы, отменены массовые празднования 9 Мая, усилены блокпосты и досмотр автомобилей на въезде и выезде. Более 30 лет эту территорию не оглашали взрывы снарядов. Кому и по каким причинам мешает мир на берегах Днестра и — самое главное — к чему могут привести эти события? Попробуем разобраться.
С первых дней войны в Украине официальные позиции руководства Молдовы и непризнанного Приднестровья звучали в унисон: военный нейтралитет, приоритет мирного политического урегулирования приднестровского вопроса, прием украинских беженцев и всемерная помощь пострадавшим. Однако два месяца, прожитых рядом с пылающей Украиной, явно наложили тяжелый отпечаток на давнюю историю идеологического противостояния Кишинева и Тирасполя. Нервы сдают, ситуация обостряется. Масла в огонь подливают иностранные союзники Молдовы — США и Великобритания, а также украинские политики и российские «неофициальные спикеры» вроде замкомандующего ЦВО Рустама Миннекаева. Серия взрывов в Приднестровье пока не стала толчком к реальному обострению конфликта, однако ситуация на самом деле напряженная.
«Приднестровье — не Донбасс»
Так вам скажет любой в Приднестровье. Для жителей региона, с их точки зрения, сходство есть, но только одно — созвучие названий самопровозглашенных республик ПМР (Приднестровская Молдавская Республика), ДНР и ЛНР. На этом все сходства заканчиваются, поскольку с точки зрения приднестровцев военное вмешательство России в 1992 году действительно стало спасением. И вмешательство это было не изначальным: в первые дни конфликта русские военные части, базировавшиеся в Приднестровье, бездействовали. Местные вспоминают, что БТРы и танки отправил на свой же регион Кишинев. В коллективной памяти местных конфликт — это страшное время, когда прибалтийские снайперши стреляли с крыш многоэтажек по мирным жителям (историки и журналисты спорят о реальности этого эпизода. — Republic), а часть румыноязычной элиты поддалась националистической лихорадке и использовала слоганы вроде «Чемодан, вокзал, Россия». За 30 лет официальный Кишинев не извинился за политику Мирчи Снегура в отношении мирного населения Левобережья, так что недоверие сохранилось.
Каким бы эмоциональным ни был «популярный» приднестровский дискурс о причинах войны на Днестре, истина, как всегда, где-то рядом. Начнем с того, что более 30 лет назад ситуация и в регионе, и в мире была иной. Московские элиты, судя по всему, создание Приднестровья не планировали, а триггером к сепарации Левобережья от Молдовы стал лавинообразно развивающийся молдавский национализм — самый парадоксальный во всем постсоветском «параде суверенитетов». В то время как малые народы СССР энергично принялись строить свои национальные государства, Молдова решила присоединяться к Румынии, на тот момент одной из беднейших стран Европы. К слову, по сей день молдавские политические элиты совсем не так едины в этом рвении, есть довольно сильные «центристы», уверенные в том, что Молдова — самостоятельное государство и должна остаться таковой.
Hannah Wagner / dpa / Global Look Press
Движение к независимости от Кишинева возникло как протест против румынизации, и похоже, что сами лидеры «сопротивления» не имели изначальной цели создавать государство. Передел промышленных активов Левобережья происходил в ситуации хаоса, который наступил после неожиданного для многих развала СССР. Ориентированные на Москву выходцы из России, «директора» с левого берега — Смирнов и Ко — без особого энтузиазма отнеслись к идее румыноязычного Кишинева присоединяться к Румынии. Отдавать совместно нажитое имущество тоже не захотели. Все остальное — просто идеологические кружева на уродливом сарафане банальной экономической дележки вкупе с неопределенностью военного времени.
Конфликт закончился во многом благодаря личному вмешательству генерала Александра Лебедя, его в непризнанной республике считают героем. С тех пор выстрелы на Днестре замолкли на долгие 32 года, чего нельзя сказать о взаимных упреках, обвинениях и бесконечной «антипропаганде» с обеих сторон. Левобережье привыкло жить в атмосфере постоянной угрозы со стороны «румынских националистов». Этот штамп — часть местной политической культуры, официальной государственной риторики с классическим образом внешнего врага, вечно протестными выборами и философией выживания.
Синдром осажденной крепости подкрепляют также реальные, имевшие место в истории региона экономические блокировки со стороны Украины и Молдовы. Официальный Кишинев противоречив: c одной стороны, считает, что Приднестровье — это Молдова, с другой — с мнениями и настроениями приднестровцев не считается, прямых переговоров с территорией не ведет. Автору приходилось слышать и читать приватные мнения о ПМР как об обломке Совка, который мешает вступлению Молдовы в ЕС.
Официальный Кишинев получает европейские и американские гранты и кредиты на урегулирование конфликта, построение демократии, а также периодически поддается тревоге, что Россия примется спасать маленький, но гордый приднестровский народ. Нужно обязательно отметить, что все эти опасения касаются скорее популярного политического дискурса, пропаганды, а на бытовом уровне люди, говорящие на разных языках, прекрасно уживаются друг с другом. Более того, уровень недоверия к своим же политикам одинаково высок на обоих берегах Днестра, хотя, по понятным причинам, никаких опросов на эту тему вы не увидите.
Hannah Wagner / dpa / Global Look Press