Владимир Путин / kremlin.ru

Специалистам, изучающим пропаганду авторитарных режимов, известен такой побочный ее эффект, как трансформация сознания тех, кто посредством этой пропаганды слишком долго общается с обществом. Годами — а в нашем случае десятилетиями — беспощадно стирая границу между вымыслом и правдой, власть неизбежно увлекается воображаемой реальностью, в которую однажды сама же начинает верить. Такую гипотезу, конечно, невозможно подтвердить. Но если допустить, что та в целом верна, то сложно подобрать к ней иллюстрацию более наглядную, чем выступления российских чиновников на состоявшемся на неделе Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ).

«Уровень оптимизма населения на рекордных максимумах. Важно, чтобы эта тенденция не развернулась обратно» (помощник президента Максим Орешкин). «Оптимистов стало больше, потому что пессимисты уехали» (министр финансов Антон Силуанов). «Процесс [постфевральской и постсентябрьской иммиграции россиян] скорее позитивный, чем негативный. Потому что он будет элементом дополнительной связи России с теми странами, с которыми у нас и так развиваются экономические и гуманитарные контакты» (президент Владимир Путин). Все эти фразы выглядят так, будто произнесены циничными мастерами сцены, способными издеваться над здравым смыслом и говорить заведомо абсурдные вещи невозмутимо и уверенно. Но нельзя исключать, что эта оценка интеллектуального настроя и душевного состояния спикеров категорически неверна, и перед нами жертвы собственной пропаганды — картины мира, в которой война и связанные с ней непомерные издержки государства «в целом себя оправдывают с экономической точки зрения». Так сказал президент — и в самом деле, почему бы ему самому в это не поверить?