«Когда горизонт внизу — это интересно, когда вверху — интересно, а когда посередине — охренеть как скучно». Памяти Дэвида Линча

Когда по российскому телевидению начали показывать «Твин Пикс» и все окружающие лежали в восторженном обмороке, я тоже решила приобщиться. Хотя по радикальной молодости фильмы дольше полутора часов считала умышленным издевательством. Я посмотрела первые две серии, ужасно заскучала и… бросила. Но мой дидактичный строгий папа, привыкший все доводить до конца, настоял, чтобы прежде чем бросать, я посмотрела еще хотя бы три-четыре серии. Я пообещала. И тут вдруг случилось.

Я начала с начала. Опять первые серии, опять сердце не стучит, но на третьей становится теплее. На четвертой — еще теплее, и чем дальше — тем теплее, горячее, очень горячо. Я словно попала в странное море, в котором чем дальше и глубже отходишь от берега — тем вода становится горячее, потом просто обжигает, но ты уже этого не замечаешь, и вот уже давно нет дна, и ты плывешь, не оглядываясь, потому что обратной дороги нет. Теперь Линч твой, а ты — его. Целиком. «Идеи ловятся на глубине», — говорил Дэвид Линч. Наверное, все ценное ловится на глубине. Кому, как не Дэвиду, это знать.

Линч никогда не давал никакой надежды в своих фильмах. Все безысходно, ни на что не надейся, чувак. В конце второго сезона «Твин Пикс», когда Купер смотрит в зеркало и видит там Боба, — это едва ли не самое безысходное, что доводилось видеть в кино. Загадка есть — отгадки не будет, сколько ни напрягай извилины. Дэвид считал, что ответы вообще никому не нужны. Миром правят вопросы, именно они двигают мир вперед. Вселенная, как был убежден Линч, состоит из вопросов. Поэтому чувство острой несправедливости при виде Купера, превратившегося в Боба, еще более острое чувство неудовлетворенности — «Кто же убил Лору Палмер?!», — это то, чего и хотел Линч. Спрашивайте-спрашивайте — я все равно вам не отвечу.

Кстати, за свою не короткую жизнь в кино Линч снял всего десять полнометражных фильмов — согласитесь, совсем немного. Но именем нарицательным стал почти сразу, после первого своего опыта в виде «Головы-ластика». Уже тогда его нарекли не просто талантливым и ни на кого не похожим, но кто-то из критиков сразу написал: «Линч — это новая Вселенная». Ни много ни мало. А потом все принялись описывать эту вселенную. И почти никто не преуспел.

К нему не приклеиваются никакие определения, хоть напиши в столбик сто штук. Потому что Линч — неописуем, Линч — это чувство, это нерв, это сон, это неожиданно вырвавшаяся откуда-то из непознанного собственного «я» эмоция. Как это все описать? Умные и не пробовали. Вот, скажем, Кафка — это зловещий абсурд, мрачная иррациональность. Или Хичкок — страх и дрожь конечностей. Пушкин — обманчивая простота. Чайковский — невероятно красиво. А Линч? Линч-то что? Замысловато. Непонятно. Непознаваемо. Интересно. Загадочно. Словом, все дефиниции, какие можно применить к тайне, заранее зная, что она разгадана не будет.

Художественный почерк Линча неразборчив, читать его непросто и еще труднее — определить. Определить трудно, а распознать — легко. Он хоть и Вселенная, полная оврагов и горных вершин, но он — узнаваем. У Линча свои приметы — как отпечатки пальцев, по которым даже не самый опытный наблюдатель выделит его из сонма других. Странные маленькие городки «Твин Пикса» и «Синего бархата». Умиротворяющие и тревожные одновременно (черт, и как ему это все-таки удается?!) ночные пейзажи из «Малхолланд-драйв» и из «Шоссе в никуда». И даже прямые, как стрелы Робин Гуда, совсем другие шоссе, из «Простой истории», самого нелинчевского линчевского фильма. Это все он.

Ночная дорога. Ярко-красные губы красотки. Красный занавес и залитая светом сцена — это все тоже он. Можно перечислять километрами и часами, но это все равно ничего не объяснит.

Писатель Дэвид Фостер Уоллес, известный точностью своих формулировок, написал эссе «Дэвид Линч не теряет головы». Среди прочего он в этом тексте пытается дать определению линчевскому стилю. «Линчевский — это термин, который обозначает особый тип иронии, когда очень макабрическое и очень обыденное соединяются, выявляя неизменное наличие первого во втором». А ниже признается, что как он ни старался, это все равно только слова. «Пока не увидишь — не узнаешь».

Однажды Линча спросили: «А что, собственно, означает слоган вашего фильма «Человек-слон» — «сон о мрачном и тревожном?» Не хотите ли развить эту мысль?» — «Нет, — отвечает Дэвид, — я и сам-то не очень понимаю, что он означает». Кстати, до двадцати лет Линч с трудом умел связать два слова. Его первая жена называла эти двадцать лет «довербальным периодом Дэвида». Может, поэтому в его фильмах слова не играют первостепенной роли? Иногда кажется, что они тут просто ради звучания. Большинство его картин можно смотреть с выключенным звуком (да простят меня поклонники, преданные Линчу до кончиков ногтей) — кроме, наверное, «Простой истории». Но она и правда настолько проста и традиционна, что слова в ней важны для понимания сюжета.

Но попробуйте посмотреть «Малхолланд-драйв» или «Внутреннюю империю» без слов — кое-что из сюжета, конечно, ускользнет, но то самое, линчевское, невыразимое и неопределимое никуда не денется. Ему, Линчу, слова вообще не нужны — он, видимо, понял это еще в свой «довербальный период», но потом все же пришлось вербально социализироваться — режиссерская профессия требует голоса. Но в целом он всегда был против слов. В своей книге «Поймать большую рыбу» он писал, что слова ограничивают фантазию, что слова — своего рода тюрьма для искусства. Он всегда считал, что искусство непознаваемо, а слова лишь мешают чувствовать это непознаваемое. Поэтому — никаких интерпретаций, никаких «я хотел своим фильмом сказать, что…» Только лаконичные «Человек-слон» — сон о мрачном и тревожном», «Внутренняя империя» — фильм о женщине в беде».

Именно поэтому Линч — один из любимых объектов интерпретаций. Сколько попыток психоанализа упало на голову этому врагу всякой интерпретации! Но ничего странного: ведь большинство его картин — это скрупулезное художественное исследование Эроса и Танатоса. Его герои — готовые герои учебника по психиатрии и психоанализу, на них можно тренироваться в толкованиях психозов и пограничных состояний. Страдает ли Дороти Вэлленс, забитая героиня «Синего бархата», стокгольмским синдромом? Перешел ли в другое измерение Фред Мэдисон, возможно, убивший свою жену в «Шоссе в никуда», или впал в психогенную диссоциативную фугу?

Не дает ответа…

Вселенная «Линч» хрупка и зыбка. Самые жизненные и живые на первый взгляд ее обитатели могут оказаться вымышленными, приснившимися и готовыми вот-вот исчезнуть. Когда смотришь идиллическую концовку «Синего бархата», где после разного рода мытарств вроде побеждает добро, и перед финальными титрами герои приятно проводят время за семейным застольем, — да полно, какой это Линч?! Где вы видели у Линча благостный хэппи-энд — так, чтобы всерьез? Но между застольем и финальными титрами ничего не происходит, застолье продолжается уже за кадром, но ты выходишь из зала с гнетущим чувством, что застолье кончится или уже кончилось трагически. Ничего не сказал, по своему обыкновению, но предельно ясно дал почувствовать.

⤢

Линч на съемках «Малхолланд-драйв», февраль-март 1999 года

Capital Pictures/ Scanpix

Линч похож на свои фильмы — в вечном свободном падении, то мрачный, то яркий, с темными уголками подсознания, каких много, скажем, во «Внутренней империи». Внезапный, непредсказуемый, необъяснимый.

В фильме Стивена Спилберга «Фабельманы» Линч сыграл знаменитого американского режиссера Джона Форда. Попыхивая сигарой, в темных круглых очках, Форд-Линч произносит фразу (которую в жизни произнес сам Форд в разговоре с юным Спилбергом): «Запомни: когда горизонт внизу — это интересно, когда вверху — интересно, а когда горизонт посередине — охренеть как скучно. Удачи и пошел нахер из моего кабинета».

У Линча горизонт никогда не был посередине. Он мог быть где угодно — сверху, снизу, сбоку, его могло вообще не быть. Что угодно, только не охренеть как скучно.

Всему кинематографу, начиная с братьев Люмьеров и кончая концом кино, который впереди, — соболезнования. Это не потеря, это сиротство.

(Вы читали очередную попытку рассказать о Дэвиде Линче с использованием ряда определений. Как и следовало ожидать, попытка не дала вменяемого результата. Так что выходим нахер из его кабинета.)