I have been raped», («признаюсь, меня изнасиловали»), – об эту шокирующе личную фразу я споткнулась несколько дней назад, читая блог профессора-классика из Кембриджа, в ее тексте-размышлении о наказании за изнасилование. Думаю, у подавляющего большинства россиян реакция на подобное высказывание была бы аналогичной российская ментальность не предполагает такой открытости даже в «уютной «жежешечке», а уж тем более с такой трибуны или, если угодно, лекторской кафедры, которой фактически является блог любого кембриджского дона. Хладнокровие этой дамы поразило меня еще больше, когда по ссылке из блога я прочла в Guardian ее статью-воспоминание об изнасиловании – абсолютно спокойный текст, интересный некоторыми философско-психологическими размышлениями, обобщающими опыт жертвы изнасилования. Все следующие дни я мимоходом возвращалась мыслями к этой очевидной разнице менталитетов, пытаясь понять, в какой степени она может объясняться рафинированным мышлением конкретно этой дамы и в какой – английским общественным сознанием в целом. Существует ли в народных английских массах такое же неистребимое «надела мини-юбку – сама-дура-виновата», как в России? Испытывают ли британские жертвы изнасилования такой же прессинг со стороны правоохранительных органов, как жительницы России? Есть ли у жертв-британок то печально знаменитое чувство вины, так распространенное в «традиционно-маскулинных» культурах и обвиняющее жертв изнасилования куда больше, чем само преступление? Такие, в общем, умозрительные вопросы задавала я себе. А потом появилась новость об осуждении четырех юных жителей постсоветского пространства за изнасилование студентки в английском колледже, и вопрос был только один, сугубо практический: «О чем они вообще думали и на что надеялись???» Реакция британцев, если отфильтровать подавляюще многочисленные призывы сгноить в тюрьме, была, как мне кажется, примерно такой же, удивленной: «Что за странные люди, что за бредовые поступки они совершают, и что вообще за общество такое, в котором подобные люди вырастают?»
Не то чтобы изнасилования были в Великобритании исчезающей редкостью, но групповое изнасилование, да еще снятое на камеру, – происшествие исключительное. Ежегодно по всей стране регистрируется порядка 15 000–20 000 изнасилований, большую часть составляют изнасилования на свидании, кроме того, эта статистика включает и насилие в браке – термин, неслыханный на российских просторах. Групповых изнасилований, по некоторым оценкам, в год происходит несколько сотен, то есть доли процента, и «развлекаются» таким образом исключительно жители социальных гетто, те, кому уже некуда падать ниже. В среде учащихся дорогих частных колледжей – очевидным образом выходцев из среднего и выше среднего класса – это происшествие невиданное и поражающее англичан своей абсурдностью. Думаю, некоторое удивление испытали и сами участники преступления, оказавшись неожиданно для себя за решеткой, а потом и получив довольно серьезные, хотя и не максимальные сроки. Наверное, они недоумевали, за что их вообще судят – «А чо, она сама на вечеринку пришла и сама напилась», – и это находясь в стране, население которой еще в 1769 году решило, что проститутка тоже может подать в суд за изнасилование, если кто-то вздумает ею воспользовался без ее согласия. Жителям России, в которой модный художник, а по совместительству насильник пытает свою жертву, в открытую рассказывает об этом в своем блоге и собирает многие тысячи восторженных комментариев, трудно было понять, почему такое сильное отвращение у английского судьи вызвала «дегуманизация», которой они подвергли жертву, называя ее
. В России все знают, что жертве изнасилования придется пройти несколько кругов милицейского и судебного ада с глумящимися «правоохранителями», и потому насильникам наверняка даже в голову не приходило, что малайзийская девушка в чужой для нее Англии не испугается, а пойдет заявлять в полицию, и подруги и родители не станут ее отговаривать, и она вполне сможет пройти весь юридический путь, и это будет иметь для нее смысл. Как не догадывались они и о том, что в стране их временного «учебного» пребывания еще помнят о смертной казни за изнасилование, а сейчас вполне можно получить двойное пожизненное, а не «от трех до шести», как в России. Я могу представить, насколько безнаказанными эти люди ощущали себя дома – там, где деньги их родителей могут легко купить что угодно, в том числе и полицию, и суд. Но мне трудно понять, почему они рассчитывали на такую же безнаказанность в Великобритании – было ли это клиническим идиотизмом или простой инерцией сознания, не успевшего перестроиться с российских реалий. Возможно, эту четверку сильно подвело распространенное в России заблуждение, будто во всем мире творится то же самое, просто у всех остальных стран пиар лучше. И открытие принципиальной неподкупности английского суда оказалось еще одним краш-тестом российского менталитета о британскую реальность.
