Чем пугает крымчан присоединение к России

В школе многие из нас писали сочинения «Как я провел лето». В моих первых творениях местом действия был именно Крым. Я вспомнил старый жанр и описал то, как выглядело мое общение с крымчанами, не вошедшее в информационные сводки, высылаемые по долгу журналистской работы.

Если не было войны

«Мама, а когда война закончится?» – Ребенок наблюдает за симферопольским митингом с украинскими флагами. Митинг проходит в парке, дети между собой не воюют. «Нет войны, сколько можно тебе повторять». – Мама спокойна.

Если войны нет, я тоже решил расслабиться. Со мной несколько польских коллег, и после утреннего контроля на границе Крыма, произведенного местными дружинниками, мы говорили между собой почти шепотом – к иностранным журналистам было особое внимание. Машины с российскими триколорами, проезжая мимо украинских флагов, сигналят – прямо праздник какой-то.

«У меня написано «Слава Украине»», «У меня – «Свобода слова»», «У меня – «Нет войне»», – перечисляют участники немногочисленного митинга. «Люди не понимают, что мы можем выйти сюда просто так, без денег, что деньги – не всегда самое главное в жизни», – объясняет один митингующий. Митингуют в основном студенты, много крымских татар, но есть и старики, и люди среднего возраста. Они все русскоязычные, некоторые даже просят повторить, когда обращаюсь к ним по-украински.

Митинг заканчивается традиционно, гимном Украины. Когда его поют эти люди, я второй раз за последние два месяца плачу. Первый был тогда, когда я узнал о смерти своего знакомого в Киеве на Институтской. «В знак протеста против присоединения к России мы будем лепить вареники, – говорят митингующие журналистам. – Придете?»

Казаки и «казаки»

На вареники мы решили не ходить, зато поехали в Севастополь. Поехали на рейсовом автобусе. Передо мной сидели двое парней с российскими ленточками на спортивных сумках и две женщины без опознавательных знаков. Одна, постарше, везла клетчатую сумку, на другой был яркий макияж, сапоги-«казаки» и лакированная сумка. 

При въезде в пригороды Севастополя – блокпост, очередь из машин, автобусов и грузовиков.

– О ноу, это надолго! – отрываясь от айфона, вздыхает один из парней с российской ленточкой.

– Все правильно, пусть контролируют, нечего нам сюда всяких впускать! – восклицает женщина в «казаках». Соседка с клетчатой сумкой молчит. 

– А вы здесь часто ездите? – спрашивает с акцентом Войтек. – Они давно контролируют? 

– Нет, раньше не было, а сейчас видите, время какое… – отвечает женщина с клетчатой сумкой. 

– А вы откуда вообще?! – настораживается женщина в «казаках». 

– Я журналист из Польши, на референдум приехал, и он тоже. – Войтек указывает на меня. У меня на шее аккредитация. Женщина просит посмотреть. 

– «И-са-ев», – читает она. – И вы из Польши?? 

– И я. 

Женщина больше ничего не говорит. В автобус входит казак.

– Здравствуйте! Всем мужчинам – до-о-остать паспорта! Женщинам не надо, – говорит он с южным темпераментом. Видит мой паспорт и аккредитацию, проходит дальше. 

– Вы посмотрите, посмотрите, что вы проходите, он Исаев, но говорит, что из Польши! – Женщина недоумевает.
– Гражданка, все в порядке, – отвечает казак и подходит к парню, у которого с собой нет паспорта.

– Будем высаживать! – говорит казак. 

– Нет, зачем! – просит автобус. 

– Знаете его, хлопцы? 

– Знаем! 

– Ну тогда счастливого пути, только в следующий раз езжай с документами! 

Гордость

На севастопольской набережной праздничные гуляния, разговариваю с несколькими мужчинами.

– Я украинец, с Сумщины сам. Но проголосовал за Россию, – говорит Николай, средних лет, гражданский моряк. – Я полностью перестал уважать украинское государство. Когда в Симферополь приехали Аксенов и Константинов, почему ж украинские власти ничего не сделали? Надо было сразу отправить морских пехотинцев из Феодосии и арестовать их. Зачем же мне такая власть? Я предпочитаю Россию. 

Для Николая экономический фактор: более высокие российские пенсии, зарплаты – не играет большой роли. «Я и так работаю на русские и норвежские компании, мое благосостояние не должно измениться», – объясняет Николай. Но вот чувство гордости за Севастополь – это то, чем Николай не хочет делиться не только с Украиной, но и со старой Россией без 92-го региона.

– А вы знаете, – говорит Николай, делая голос тише, – а ведь там, в штабе, где добровольцев записывают, там русские из России руководят. Мол, вы не думайте, что вы тут сами всё, без нас.

После этого Николай угощает меня и моего коллегу кофе.

Отцы и «эти»

В кафе – группа пожилых людей, на экране телевизора – «Россия 24».

– А наши московские друзья-журналисты говорили нам, что у них со свободой слова плохо. Вы не боитесь этого после присоединения к России? – спрашиваю я, указывая на телевизор, к которому прикованы взгляды сидящих в кафе. Сидящих человек шесть, старшего и среднего возраста.

– В России порядок, – отвечает мужчина с усами, пьющий пиво. – «Эти» наших детей – наркотиками, водкой, а в России водку ночью не продают. 

– А не боитесь, что ваши дети могут захотеть другой жизни, не в России? 

– Да вот мой сын сначала на референдум не хотел идти, а сейчас не говорит, как голосовал, – продолжает мужчина с усами. 

– Значит, против?

Женщина, смотревшая до этого «Россию 24», оборачивается и не жалеет восклицательных знаков: 

– Какие против, у нас все за, не морочьте голову! У нас тут все России хотят, дети мои тоже!!!

Позднее в Севастополе Павел, студент-медик, рассказал мне, как поругался с персоналом на временной работе. «Поэтому матери и говорить не хочу о своей позиции», – рассказывает он. Павел – против. Даже против более высокой стипендии. Он не верит в будущее России, надеялся на Украину, но сейчас решил уехать на заработки в Чехию или Германию и расспрашивает меня о нострификации диплома врача. «Будешь в Киеве, передай «этим» привет. От брошенного властью населения Крыма».

Крымские татары

– А вы как считаете, Киев вас бросил? – спрашиваю хозяина крымско-татарского кафе в Бахчисарае. 

– Ну, вы знаете, а что они могли сделать… 

– Может, решительнее действовать в первые дни, арестовать всех? – спрашиваю. Мой собеседник мнется.

– Зато украинский флаг перед кафе я не сниму, – говорит он. – Разве что они сами придут. 

– Не боитесь? 

– Кроме бога, никого не боюсь. Но страшно, что наши дети и внуки могут пережить то, что мы пережили в депортации.

Угроза быть выселенным в наши дни кажется совершенно нереальной. Но среди крымских татар этот страх жив до сих пор.

– Нам старики рассказывали о депортации не так запросто, как мы сейчас говорим. Они это рассказывали со слезами на глазах, – убеждает Сабри, лет двадцати. – А сегодня мама звонит дедушке, спрашивает, как он, а тот в трубку снова плачет.

Крымских татар депортировали по решению Верховного Совета СССР в мае 1944 года за сотрудничество с немцами. В центре Бахчисарая мемориальная таблица сообщает: «Здесь в феврале 1942 года фашистскими палачами были казнены через повешение патриоты», – а дальше крымско-татарские фамилии. И две украинские.

В эти дни крымчане, как никогда, охотно общались с журналистами. Но мне показалось, что герои этого репортажа были не совсем искренними со мной и не допускали полностью к своим мыслям. Единственным, пожалуй, до конца откровенным был мальчик, который спрашивал у мамы, когда закончится война. Но он не знал, что я его подслушиваю.