Прометеев огонь ИНИОНа

Несколько дней назад прошла презентация сборника переводов классических текстов по экономической социологии, в подготовке и редактировании которого мне довелось участвовать. Этот сборник мы рассматривали как последний в цепочке переводов, которые выпускали на протяжении всего постсоветского времени. Мы исходили из того, что прошло время ознакомления российских исследователей с основами современной социологической мысли и настало время сказать свое слово в развитии этой мысли – что для социальной науки в России закончен один этап и наступает другой. Нам не могло прийти в голову, насколько близки мы были к ужасной истине. Для российской общественной науки начинается новая жизнь, жизнь после пожара.

Необходимо коротко пояснить, какую роль играл ИНИОН в советском мире эпохи застоя. Одна из основных технологий поддержания идеологического господства в Советском Союзе состояла в подмене науки об обществе догматикой. Некоторые научные дисциплины находились фактически под угрозой запрета и были вынуждены маскироваться (например, социология); другие же в массовом образовании подменялись индоктринацией марксизма-ленинизма. Однако идеологическая война, которую СССР вел с обобщенным «Западом», обязывала знать все карты врага, хорошо представлять себе содержание его сознания. Поскольку общественная наука – не что иное, как самосознание общества и отдельных его классов, знание «буржуазной науки» было необходимым для адекватного понимания мира, в котором существует страна.

С этой целью в 1969 году на базе бывшей Фундаментальной библиотеки общественных наук был создан ИНИОН, который функционировал, во-первых, как хранилище всей значимой литературы по общественным наукам на множестве языков, а во-вторых – как мозговой центр, где концентрировались специалисты, способные отслеживать, систематизировать и обобщать эту литературу. У результатов этого анализа была разнообразная аудитория – от ЦК партии и до коллег в других научных учреждениях.

Разумеется, доступ к самой литературе, к результатам ее обработки, а также к компетенциям, необходимым для ее чтения, был резко ограничен. Пропуск в ИНИОН был для сотрудников советских академических институтов окном в мир серьезной современной интеллектуальной дискуссии. Наиболее важные фонды хранились в специальных хранилищах, куда могли попасть лишь избранные. Реферативные сборники, которые ИНИОН выпускал ограниченными тиражами, были единственным способом оставаться в курсе актуальной научной повестки. Это была затейливая двойная бухгалтерия: за фасадом «критики буржуазной мысли» и обязательных ритуальных ссылок на Маркса, Ленина и материалы последнего съезда располагался серьезный разбор современных дискуссий об обществе, выполненный теми, кто почти не имел шанса сказать в этих дискуссиях свое слово. Разумеется, библиотека содержала не только иноязычную литературу, но и уникальные коллекции славянских текстов; и все же главная функция ИНИОНа состояла в том, чтобы быть шлюзом между социалистической и западной наукой.

Кажется, что в постсоветское время организация общественной науки радикально поменялась. Ряд дисциплин получил признание и высвободился из-под прямого идеологического контроля. Расширились возможности освоения современной и классической литературы на иностранных языках.

Однако чтобы читать, нужны не только книги, но и читатель. Читателя, способного освоить новый для себя, непривычный способ рассуждения о социальной жизни, советская наука не оставила. Поэтому часть тех, кто служил хранителями знания в советский период, в новое время взяли на себя просвещенческую миссию и занялись его распространением. Они вели свою нелегкую работу в двух направлениях: во-первых, создавали с нуля социально-научное образование, а во-вторых, переводили ключевые тексты из числа тех, что были им давно знакомы, и тем самым делали эти тексты доступными для гораздо более широкой аудитории.

Между тем режим жестко лимитированного доступа к социально-научному знанию, существовавший в СССР, вовсе не исчез – пусть некоторые ограничения и ослабели. Доступ в ИНИОН упрощался, но по-прежнему предполагал ограничения: мне еще пять-семь лет назад требовалось согласовывать с деканом своего факультета желание получить пропуск, а для получения долговременного пропуска нужно было прибегать к протекции и связям в самом институте. В самой библиотеке сохранялись специальные кабинеты по отдельным дисциплинам – запись в эти кабинеты требовала позиции в академическом институте или блата. На уровне взаимодействия с пользователем ИНИОН ничем не отличался от стандартной отечественной библиотеки с ее одряхлевшей инфраструктурой и безумными процедурами, отпугивающими любого неофита, и впускающей лишь того, кто уже «знает, как это устроено».

Но самое главное – ИНИОН по-прежнему оставался уникальным, единственным на постсоветском пространстве хранилищем для миллионов книг и периодических изданий. Глубокое исследование любой проблемы почти неизбежно приводило в ИНИОН, и в России так и не появилось библиотеки, которая по своей глубине была бы хоть сколько-нибудь сравнима с ним. Можно говорить о том, что для расширения доступа к знанию не было необходимых ресурсов – но этих ресурсов не было, потому что никто не был заинтересован в изменении существующего режима контроля распространения знания.

Большой ошибкой было бы думать, что фонды ИНИОНа может заменить расширение доступа к электронным версиям книг и журналов. Во-первых, глубина и детализация этих фондов существенно превышает весь объем литературы, доступной к настоящему моменту через интернет. Еще точнее будет сказать, что по множеству дисциплин квалифицированная исследовательская работа сегодня требует и доступа к специализированным электронным базам книг и журналов, и возможности углубиться в материалы тридцати-, пятидесяти- или столетней давности, которую давал ИНИОН. Во-вторых, доступ к электронным ресурсам, хотя и расширяется в последнее время, все равно подвержен ограничениям, часть из которых в ближайшее время будет только усиливаться.

Базы журналов функционируют на платной основе, и доступ к ним имеют лишь штатные сотрудники ведущих университетов; кроме того, объем доступной литературы зависит от того, какие траты может и хочет себе позволить конкретный университет. Базы книг, напротив, обычно бесплатны, но нелегальны и подвергаются преследованию со стороны издателей – как только какой-либо сервис достигает серьезного уровня наполнения и систематизации, он с большой вероятностью будет закрыт. (Именно такая судьба постигла пополнявшееся несколько лет хранилище gigapedia.com, которое насчитывало 400 тысяч книг и было закрыто в 2012 году после решения Мюнхенского суда по иску консорциума издателей.) Наконец, учитывая явное стремление современных государств поставить доступ к интернет-контенту под контроль, можно заключить, что вся литература, недоступная на территории страны, доступна лишь условно.

Еще большей ошибкой было бы полагать, что библиотека ИНИОНа – обиталище книжных червей, оторванных от реальной жизни за ее стенами, и ее гибель – трагедия только для них. Из всех видов власти власть над умами по-прежнему остается главной. Инструменты для ее реализации по-прежнему закодированы в книгах. Поэтому в последние годы, точно так же как и в советское время, идеологические битвы готовились именно в залах ИНИОНа, и по оставленным в книгах следам читательских требований при обладании соответствующими компетенциями по-прежнему можно было определить, в каком направлении мыслят те или иные интеллектуальные единицы.

Пожар в ИНИОНе означает, что этой системы организации знания, с ее статусной иерархией, способами воспроизводства специалистов, с ее ограничениями и возможностями, больше нет. Даже если верны оптимистические оценки и пожар уничтожил вместе со зданием лишь часть фондов, произошедшего достаточно, чтобы надолго (если не навсегда) выбить библиотеку ИНИОНа из сложившейся системы управления знанием. Доступ к знанию теперь будет регулироваться иначе.

В день пожара Ирина Яровая внесла предложение, направленное против изучения иностранных языков, – предложение, согласующееся с курсом на форсированную изоляцию страны. Каким бы заманчивым ни казалось сегодня кому-то воспроизводство изоляции по советскому образцу, следует понимать, что эта изоляция требует определенного режима контроля знания. Вместе с пожаром в ИНИОНе важнейший элемент существовавшей когда-то системы идеологической автономии утрачен. Отсутствие физической базы для работы по рефлексии современных обществ создает настоящую угрозу национальной безопасности независимо от дальнейшего развития политического режима. Кто бы ни был у власти, мы оказываемся безоружными в символическом противостоянии с возможным противником.

«Вернуть все как было» – восстановить сгоревшее здание, материалы, а вместе с ними и сгоревшую систему ограниченного доступа к знанию, невозможно. Для этого нет ни средств, ни специалистов, которые обладали бы достаточной квалификацией. Наконец, сама система слабо соответствует реалиям современной общественной жизни. Самое время думать о том, как бы нам не пришлось жить на пепелище.

В этих условиях у России просматривается один внятный шанс на получение базы, нужной для обеспечения необходимого уровня экспертной работы. Этот шанс состоит в выборе иной системы доступа к знанию – системы, которая создала бы стимул к наполнению базы из множества источников. То, что нельзя восстановить централизованным образом, будет восстановлено и приумножено силами самих специалистов, если дать им возможность делать то, что они хотят делать сами, – создавать базы и анализировать их. Настойчивые попытки создания электронных хранилищ научной литературы в разных точках планеты показывают, что такого рода инициативы способны к выживанию и самоорганизации.

Сегодня систематизаторов научной литературы по всему миру преследуют коммерческие интересы издательств. Однако России нет никакой необходимости присоединяться к этой борьбе зарубежных издательских корпораций против исследователей. Тем более что эта борьба сильнее всего бьет как раз по странам со слабой библиотечной инфраструктурой, где найти бумажный вариант книги невозможно, а легальный доступ к электронным ресурсам имеют лишь немногие. Первым шагом по поощрению хранилищ мог бы стать отказ от преследования в России организаторов электронных научных баз со свободным доступом. Этот шаг не только привлек бы в российское интернет-пространство наиболее активных и компетентных специалистов по научной литературе, но и сделал бы Россию зоной наибольшего благоприятствования свободному распространению научной информации. Это дало бы нам то самое конкурентное преимущество перед другими странами, которого местные реформаторы науки так долго и безуспешно пытаются добиться.