Евгений Биятов / РИА Новости

Россия вступает в эпоху перемен – для них созрели и элиты, и значительная часть общества, заявил на Апрельской конференции Высшей школы экономики 20 апреля Алексей Кудрин – бывший министр финансов России и будущий глава совета Центра стратегических разработок. Как ожидается, ЦСР станет мозговым центром для создания долгосрочного плана развития страны на период после 2018 года – это начинание одобрил президент Путин. Slon Magazine публикует выступление Кудрина, которое прозвучало на заседании, посвященном влиянию культуры и институтов на экономику России. Текст был сокращен и отредактирован для облегчения понимания.

Для меня немножко необычно говорить о ценностях, институтах и доверии: я больше макроэкономист. Но в моей практике – уже больше двадцати лет – модернизационных преобразований, отдельных реформ я все больше склоняюсь к тому, что ценности и институты являются очень важными и существенно влияют на результаты наших реформ. Без внимания к этой теме мы не раздвинем границы наших возможностей, наших результатов, нашей эффективности. Мы понимаем, что нынешний уровень развития судебной системы, взаимодействия правоохранительных органов и общества, власти и общества, эффективности власти, способности власти себя организовать стал ключевым препятствием для дальнейшего развития.

Что нужно? Кто должен сказать: «Давайте перестроимся!»? Кто должен сказать: «Вот есть план. Давайте вот так перестроим государственные институты!»? Мои коллеги уже подготовили программу реформ государственного управления с лучшими примерами, которые взяты из разных стран и признаны таковыми. А как это взять и перенести? Что этому мешает? И тут мы видим демократические институты, культурные институты, интересы, которые защищены определенными практиками – практиками мягкого авторитаризма. И мы хотим обсуждать, почему они такие, откуда они взялись.

Россия была примером сложных, очень противоречивых реформ, которые были вредны и не дали нужного результата и в нулевые годы, может быть, вызвали даже недоверие к реформам. Отчасти это так. В России – еще в Советском Союзе – в середине 60-х была очень серьезная потребность в проведении новых реформ. Их понимали элиты, к ним стремились. Я, будучи студентом, помню, читал те работы, те проекты, которые существовали в середине 60-х, в том числе по имени одного из профессоров – Либермана, который об этом активно писал (экономист Евсей Либерман считается автором идеи экономических реформ 1965 года, также известных как «косыгинские». – Slon). Этот период даже пытались назвать «либерманизацией» советской экономики. На реформы был очень большой спрос, и даже делались некоторые шаги в их направлении. Затем это все захлебнулось, и на многие годы мы оказались в застое.

Наши работы о необходимости конкуренции в экономике просто запрещали

Неужели советские люди, россияне не готовы к демократизации? Может, они в результате культурных проблем, ценностей оказались не готовы к этим преобразованиям? В тоталитарных обществах, наверное, есть и другие причины, которые сдерживают, могут существенно отложить такого рода реформы. И, допустим, один из таких институтов, который стал ключевым, – это КГБ и цензура. Потому что я могу говорить как человек, который в этой ситуации пожил: я работал в Академии наук. Наши работы о необходимости конкуренции в экономике просто запрещали. В моих работах слово «конкуренция» требовалось зачеркнуть. Оно не допускалось.

Только в 1988 году (я просто точно знаю дату) это стали разрешать нам – писать слово «конкуренция», которая могла быть в советской экономике. Была жесткая круговая порука, не допускающая новых идей и мыслей, которые отличались от главной линии – тогда руководства, КПСС. Эти институты существенно перенесли начало реформ и привели российскую (тогда советскую) экономику к такому ослаблению, неэффективности – уже кричащей неэффективности, – которая привела к коллапсу Советского Союза, разрушению плановой системы управления.