Немецкий шпион в женском платье, пойманный русскими крестьянами в прифронтовой полосе, 1915 год. Фото: Николай Пашин / РИА Новости

Немецкий шпион в женском платье, пойманный русскими крестьянами в прифронтовой полосе, 1915 год. Фото: Николай Пашин / РИА Новости

Как и сейчас, в 1917 году вокруг российской революции было множество слухов и конспирологических теорий. Общественные и политические деятели перекладывали друг на друга ответственность за поражения Первой мировой войны, перебои с продовольствием, забастовки в крупных городах и неумелое управление страной. Старший научный сотрудник Института российской истории РАН Владислав Аксенов рассказывает, как шпиономания и конспирология сплелись в предреволюционной России в порочный круг взаимных обвинений, мешавший разглядеть реальное положение вещей.

Такие глобальные исторические события, как российская революция 1917 года, всегда имеют комплекс причин, целиком охватить которые сознанию обывателей не всегда представляется возможным. Но спрос рождает предложение, и потому в качестве массового продукта возникают простые, общедоступные схемы, сводящиеся к различным теориям заговоров. В подавляющем большинстве современные конспирологические теории неоригинальны. Более того, мифы о революции зарождаются задолго до самой революции, их производит массовое сознание, в которое проникает страх за ближайшее будущее. Чаще всего определяющим оказывается актуальный образ врага, навязанный пропагандой или возникший из архетипических глубин психики. Можно выделить несколько условных конспирологических групп, паразитирующих на историческом материале 1917 года: первая рассматривает революцию как результат заговора внутренних врагов; вторая — как результат давления извне; третья — как провокацию власти; четвертая — как божью кару за предательство веры самим народом.

Пулеметы и провокаторы

В начале ХХ века разговоры о революции были неотъемлемой частью интеллектуальных рассуждений. Несмотря на спад протестного движения после революции 1905 года, они не утихали, и определенным пиком революционных предчувствий стал период весны-лета 1914 года, когда крупнейшие промышленные города империи оказались охвачены рабочим забастовочным движением. Особенно тревожно для властей развивались события в столице, где рабочие строили баррикады и вступали в вооруженные столкновения с полицией. Петроградцы писали в письмах своим иногородним знакомым: «Что теперь делается у нас в Петербурге близко к тому, что у вас было в Москве в 1905 году»; «Революция стучится в дверь»; «Это не революция, до революции еще далеко, но это грозный симптом».