Протестная акция на Пушкинской площади в Москве 26 марта 2017 года. Фото: Maxim Shemetov / Reuters

Протестная акция на Пушкинской площади в Москве 26 марта 2017 года. Фото: Maxim Shemetov / Reuters

После шествия по Тверской с антикоррупционными лозунгами 26 марта только в Москве было задержано больше тысячи протестующих. На следующий день появилось почти столько же текстов об участии подростков в политических публичных акциях в Москве и других городах. Это обсуждение, в котором было много аргументов и за, и против, получилось настолько бурным, что кажется, будто даже о задержании Навального и обысках в ФБК говорят меньше.

Антропологи из исследовательской группы «Мониторинг актуального фольклора» РАНХиГС провели наблюдение и взяли интервью у участников акций в четырех городах, среди которых, кроме столиц, были Новосибирск и Вологда. Мы попросили исследователей рассказать о его результатах.

Предметом изучения нашей группы была именно вернакулярная реакция молодежи на протесты – то есть реакция спонтанная, «самодеятельная», не организованная институционально. Например, если Петя Иванов распространяет некий текст, потому что он активист партии КПРФ, – это институциональная реакция. Но если Пете не нравится, как замостили улицы в его городе, и он сочиняет про это стихи или анекдот, – это реакция вернакулярная. Диапазон такой реакции очень широк – от репоста анекдота в сети до выхода на митинг.

Мы специально взяли паузу на сутки – не только для того, чтобы обработать данные, но и чтобы понаблюдать за реакцией на молодежный бунт в социальных сетях, которая сама по себе является не менее важным объектом изучения, чем присутствие подростков в «большой политике».

В результате мы выделили и попытались ответить на десять вопросов, которые обсуждает весь интернет – от исследователей и журналистов до непосредственных участников событий.

Первый ли это подростковый бунт в России?