В Москве на Большой Ордынке находится удивительной красоты церковь – собор Покрова Богородицы Марфо-Мариинской обители.
Построен этот храм в 1910 году архитектором Алексеем Щусевым. Тем самым, который впоследствии станет главным советским архитектором, возведет мавзолей Ленина, гостиницу «Москва», спроектирует реконструкцию здания НКВД на Лубянке, большой Москворецкий мост и еще десятки пафосных зданий по всему СССР. Так вот, этот самый главный советский архитектор до революции был одним из идеологов новой церковной архитектуры, того направления модерна, которое называют «неорусским стилем».
Всего Щусев спроектировал 8 храмов и две часовни. И практически каждая из этих построек является архитектурно-идеологическим высказыванием о церковной архитектуре, об истории и современности, о России и ее месте в мире. Попробуем разобраться, в чем суть этих высказываний.
Самое первое такое высказывание он сделал в самом начале XX века. Первый его самостоятельный большой проект – реконструкция церкви Святого Василия в селе Овруч недалеко от Житомира.
Церковь была построена в 1190 году князем Рюриком Ростиславовичем, но уже в 1321 году ее разрушили литовцы, и церковь простояла руиной до начала ХХ века. Щусеву надо было восстановить храм. Во второй половине XIX века главным мировым авторитетом в реставрации памятников архитектуры был французский архитектор и искусствовед Эжен Виолле-ле-Дюк. Его концепция исходила из того, что задача реставратора восстановить не первоначальный облик, а идеальный. То есть воссоздавая или реконструируя памятник, архитектор не слепо следует прообразу, а создает его идеальный образ, такой, «какого оно могло и не иметь никогда до настоящего времени». У Виолле-ле-Дюка в России было много последователей, в том числе два ведущих архитектора «русского стиля» Федор Рихтер и Николай Султанов. Кроме того – и это очень важно для высказывания Щусева – Виолле-ле-Дюк написал книгу о древнерусской архитектуре, где восторгался «индо-татарским» великолепием русской традиции.
Что делает Щусев. Он тщательно измеряет все остатки церкви Святого Василия, приглашает крупнейших специалистов – археологов и историков, и создает проект, в который вписаны все без исключения оставшиеся стены и своды. То есть делает максимально близкий к воссозданию реального храма XII века проект. На выходе получается монументальный собор в европеизированном византийском стиле.
Когда проект Щусева представили на Петербургской выставке современной архитектуры, он произвел фурор. Все сразу считали два главных месседжа. Этот собор – прямой вызов концепции «стилистической» реставрации школы Виолле-ле-Дюка, а вместе с ней и его последователям архитектуры «русского стиля» (башенки, теремки, восточный колорит, «пузатые» колонны, низкие сводчатые потолки, узкие окна-бойницы и все такое прочее «идеально русское»). Обращение к русскости без каких-либо татарско-индийских мотивов.
Второй месседж: строгий византийский стиль XII века, воплощенный Щусевым, очень сильно отличается от помпезного византийского стиля, царящего в русской архитектуре со второй половины XIX века (к великому сожалению, и сейчас тоже). Щусев своей первой работой, сразу сделавшей его знаменитым, отталкивается от двух главных традиций – «русского стиля» (сегодня, не в последнюю очередь благодаря деятельности Щусева и других архитекторов модерна, его называют «псевдорусским») и «официозно византийского» (главный представитель – Константин Тон, тот самый, что спроектировал Храм Христа Спасителя и еще десятки похожих храмов по всей стране).
В полемике с наследием Виолле-ле-Дюка Щусев сформулировал и еще две принципиальные идеи. Которые стали понятными, впрочем, только через несколько лет, когда он построил свой первый шедевр, тот самый собор Покрова Богородицы в Марфо-Мариинской обители.
Здесь Щусев берет за основу псковско-новгородский стиль и превращает его через идеи и приемы архитектуры модерна (соединение разновысоких объемов, внимание к динамике линий силуэта, сглаживание и легкое закругление поверхностей, ну и, главное – игра на столкновении симметрии и асимметрии) в абсолютно самостоятельный и современный артефакт. Никакой вторичности, никакой эклектики – древнерусская архитектура вписана в общую логику модерна.
Итак, вернемся к программным идеям, отраженным и в полной мере считанным современниками:
Первая про Россию и ее культурно-историческое наследие. Россия – это не Восток, а Север. Не «татарско-индийские влияния», а северная европейскость.
Вторая про архитектуру и ее отношения с историей. Обращение к историческим и национальным идеям нужно не для того, чтобы создавать идеальные образы прошлого, а для того, чтобы создавать настоящее и будущее. Не дань исторической памяти или традиции, а живое современное сотворчество.
В похожем стиле Щусев построит еще две церкви. Одну на Куликовом поле – храм Сергия Радонежского. Другую в итальянском городе Бари – православный храм Святого Николая. В первом случае воспроизводя вроде бы ту же идею, он за основу берет не одноглавые новгородско-псковские соборы, а пятиглавые соборы XVII века. Правда, с идеей асимметрии вышли проблемы, заказчику, графу Олсуфьеву не понравилась концепция фасада с двумя совсем разными башнями, где одна воспроизводит форму воинского шлема и заметно ниже другой. В итоге обе башни сделали симметричными. Сейчас при реставрации вроде бы вернули замысел Щусева, но сделали это довольно топорно.
Церковь в Бари одноглавая, но ее главная особенность – она так вписана в линию улицы, что кажется, она там была всегда. Щусеву удалось так выстроить линии переходов, окон и арок, что неорусский стиль в южноитльянском прибрежном городе оказался не просто уместным, а буквально автохтонным. Это особенно ощущается теперь, когда вокруг храма и подворья современная застройка. И этот кусок России, построенный Щусевым выглядит вокруг новостроя памятником прекрасной итальянской старины.
Щусев постоянно расширял границы русского севера. Двигался от Новгорода и Пскова к пятиглавым церквям XVII века, а потом и к «нарышкинскому барокко», возвращался к европиизированному византийскому стилю, экспериментировал с теремными и шатровыми решениями.
А потом случилась революция и Щусев стал строить мавзолеи, гостиницы возле Кремля, дома на набережной (не тот самый, но тоже знаменитый, полукруглый), дворцы железнодорожников. Впрочем, еще до всего этого он составил для большевиков генплан перепланировки Москвы, в котором, между прочим, предложил выселить из Кремля все правительственные учреждения и отправить их на Ленинградский (тогда Петербургский) проспект.
А потом, уже в XXI веке, когда церкви снова стали строить, вспомнили почему-то не Щусева и новорусский стиль, а ХIХ век и помпезный псевдо-византинизм Тона. Но, может, будет еще одно «потом», и в России снова начнут строить современные живые церкви, вдохновляясь великой и разнообразной допетровской традицией, играя с ней, придавая новые объемы и смыслы.
Но давайте просто посмотрим на щусевские церкви. Благо, многие из них сохранились до сих пор.