Василий Перов. Портрет Ф.М. Достоевского / Wikimedia Commons

Василий Перов. Портрет Ф.М. Достоевского / Wikimedia Commons

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 19–18–00100)

Американская тема широко обсуждается в русской классической литературе почти три века. В конце XVIII века всплеск интереса к этой стране был связан с обретением независимости, о котором можно воскликнуть вслед за А. Радищевым: «О воин непоколебимый, Ты есть и был непобедимый, Твой вождь, свобода, — Вашингтон!»

В России XIX века русская интеллигенция познакомилась с книгой А. Токвиля «Демократия в Америке» (1831) (подр.: Эткинд А. Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах. — М., 2001. С. 21–25), и, видимо, с этого момента сочетание слов «Америка» и «демократия» породило многообразие суждений о наших связях и различиях. Книга Токвиля была хорошо знакома А.С. Пушкину; она не раз обсуждалась на знаменитых собраниях у М.В. Петрашевского. В ней все задевало: и утверждение религиозного духа американской демократии, и противопоставление Америки и России, и претензии Нового Света вытеснить Старый. Возможно, именно тогда отрицательный образ далекой страны и возник в голове великого писателя Достоевского, который там, как известно, никогда не был, но судил категорически, может быть, даже более категорически, чем о хорошо ему известной Европе — вечном другим для русского сознания.

Однако еще в начале 1860-х США выглядели привлекательно для многих будущих оппонентов. В 1861–1865 годах в США шла война между Севером и Югом, борьба за освобождение чернокожего населения от рабства. Это событие автоматически связывалось русской интеллигенцией с долгожданной отменой крепостного права. Соответственно, воодушевляла и американская прогрессивная литература, с которой была возможность знакомиться благодаря европейским изданиям. Например, Л. Толстой прочел знаменитую «Хижину Дяди Тома» Г. Бичер-Стоу (1852 год издания) в немецком переводе уже в 1854 году, находясь на военной службе в Севастополе, а в 1857 году вышел и ее первый русский перевод. Цензурный запрет на публикацию книги, который был введен при Николае I, был снят в 1858 году, и с этого времени она стала широко обсуждаться в русской прессе. В 1861 году в журнале братьев Достоевских «Время» вопрос о невыносимом положении чернокожего населения был однозначно осужден: «Он (чернокожий. — С.К.) есть вещь, которую владелец может променять, продать, отдать в наем, заложить, проиграть в карты, подарить или передать по наследству». Журнал возмущался, что невольника бьют, секут, унижают нравственно, что он лишен прав на защиту и самозащиту, что его удел — в любом состоянии работать на плантациях. И что уже близок час, когда все это кончится, и «все люди между собой будут братья и сограждане» (Цит. по: Сараскина Л.И. Америка как миф и утопия в творчестве Достоевского // Теория художественной культуры. Сборник статей. Вып.13. — М.: ГИИ, 2011. С. 200).

Но пройдет совсем немного времени, и «американский дискурс» Достоевского станет резко меняться. Т. Коротченко дает классификацию восприятия образа Америки у Достоевского: 1) место, «куда все бегут», в желании обрести «рай»; 2) негативный образец нарастающего финансового (капиталистического) государства с претензией на мировое лидерство; 3) родина «новой религии» (скорее, ее извращенной формы. — С.К.) — спиритизма, особенно ненавистного Достоевскому.

Безусловно, «американская тема» не столь принципиальна для Достоевского и его мировоззрения, как извечная мыслительная оппозиция «Россия — Запад» и ее осмысление в русском интеллектуальном пространстве. Если «Запад» — это всегда метафорическое обращение к своему иному основанию в мышлении русской интеллигенции: связано ли это со славянофильскими нападками на «западное» разрушение чистоты славянского мира или, напротив, с западническим поиском в нем исконного источника для русского развития и преображения, то Америка чаще всего — объект откровенной мифологизации; она, как правило, оказывалась маркером какого-то неведомого (заповедного, райского) и одновременно смертельно опасного мира. Ее описательными метками становятся образы дороги, перепутья, бегства, ухода, «того света», «края земли» (парафраз «нового света» или «инобытия»), в итоге Америка — это потусторонний мир, где русский человек может найти лишь смерть — фигуральную или реальную. Америка в данном случае ассоциируется не просто со смертью, а с адом, в который человек попадает за страшные грехи жизни. Своеобразное подтверждение этой ассоциативной связи можно найти в рассуждениях Я. Голосовкера, который напомнил, что план «бегства в Америку» в «Братьях Карамазовых» как способ избежать каторги «оказался выдумкой черта, потому что Америка — страна мошенников — по убеждению Мити, сама крепко связана с чертом» (Голосовкер Я. Достоевский и Кант. — М., 1963. С. 28).