Фото из американского архива семьи самарских купцов Неклютиных. Constantine Neklutin Collection at the Cammie G. Henry Research Center at Northwestern State University of Louisiana

Фото из американского архива семьи самарских купцов Неклютиных. Constantine Neklutin Collection at the Cammie G. Henry Research Center at Northwestern State University of Louisiana

Взаимосвязь политического участия и территориального неравенства в последние годы стала острой темой во всём мире: этому способствовал не только Brexit или победа Трампа, но и внезапные масштабные протесты в регионах России зимой 2021 года. 9 декабря эту проблему на семинаре «Месть периферии? Политика территориальных неравенств в сравнительной перспективе» обсудят ведущие исследователи популизма в Восточной Европе, российские и британские исследователи гражданского участия (организаторы семинара — Центр перспективных социальных исследований ИОН РАНХиГС при участии Северо-Западного института управления РАНХиГС). Накануне семинара социолог Гузель Юсупова специально для Republic поговорила с одной из его участниц — профессором Лондонской школы экономики Томилой Ланкиной о её новой книге The Estate Origins of Democracy in Russia, предлагающей революционный взгляд на эти вопросы.

Средний класс всегда считался оплотом демократии, но сегодня учёные говорят о существовании такого среднего класса, который, наоборот, тормозит демократические процессы, так как экономически зависим от государства и поэтому может искренне поддерживать авторитаризм. Насколько это применимо к России?

— Мне кажется, это очень хорошо подходит и России, и Китаю, например. У американской ученой Брин Розенфельд недавно вышла книга, которая так и называется: «Авторитарный средний класс». В ней она убедительно демонстрирует, что в авторитарных странах люди, которые работают в госструктурах, и, соответственно, зависят от госбюджета, имеют более прогосударственные, прорежимные взгляды. Мои исследования подтверждают, что есть две группы, которые с одинаковым успехом можно обозначить как средний класс: люди, занятые в государственной сфере и люди, которые работают в профессиональной среде или, например, в бизнесе, у которых не такая сильная зависимость от государства и бюджетных средств и, соответственно, больше автономии.

У этих двух средних классов разное происхождение. Генезис среднего класса и буржуазии в большинстве западных либеральных стран был органический, люди нарабатывали человеческий капитал постепенно: люди с университетским и гимназическим образованием становились независимыми профессионалами более элитарных профессий — профессорами, врачами и так далее. А в авторитарных государствах, и об этом пишет Розенфельд и другие ученые, средний класс создается быстро. Когда это процесс идет быстро, да ещё и сверху вниз, он не создает тот человеческий капитал и ценности, которые приходят со временем, путем воспроизведения образа жизни, менталитета, что занимает несколько поколений. В советское время произошло окрестьянивание среднего класса. Поэтому мы с коллегой и соавтором Александром Либманом, профессором Свободного университета в Берлине, в статье The Two-Pronged Middle Class: The Old Bourgeoisie, New State-Engineered Middle Class, and Democratic Development говорим о двух подгруппах среднего класса в России: первый уходит корнями во времена Российской империи, а второй — быстро созданный окрестьяненый слой «белых воротничков» в авторитарном советском государстве.

В целом мне не нравится концепция класса, потому что она отделена от исторического контекста и оторвана от вопросов исторического воспроизводства социального неравенства. Когда я говорю о российском среднем классе, я думаю о дореволюционной сословной системе и о том, как она повлияла на становление «классов» в современной России. Я считаю, что воспроизводство социального неравенства и структуры общества было заложено во многом ещё до революции, и это такой процесс, который нельзя мгновенно обратить или остановить силой каких-либо политических решений сверху.