Да, вы правы, заголовок сильно смахивает на название басни. Но басни не будет. Откуда взялся такой заголовок, станет ясно лишь в самом конце, а теперь — о другом.
О том, что 19 мая 1922 года была создана первая пионерская организация.
Сто лет! Ни фига себе!
А я ведь помню, как мой отец всю жизнь страшно гордился тем, что он был в числе первых пионеров. Его семья жила недалеко от Пресни, а там и был создан первый отряд.
Еще он многократно рассказывал о том, что с Красной площади, где их принимали в пионеры, он уезжал домой на трамвае, а в том же трамвае ехали Троцкий и Калинин.
Уж не знаю, правда ли это. И не узнаю теперь никогда.
В пионерах, естественно, побывал и я.
Ох, как я помню эту торжественную и мучительную процедуру! И не столько ее, сколько подготовку к ней.
Конечно же, я не спал ночь накануне Такого События. Конечно же, я панически, до нервной икоты боялся, что во время одного из самых важных событий в моей жизни я забуду текст торжественной клятвы — «Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей…»
Клятва писалась на тетрадном листке по возможности красивым, но все равно моим (видели бы вы, каким) почерком. Сам текст обрамлялся по полям листочками, цветочками или звездочками — тут уже допускалась некоторая свобода творческой инициативы.
Клятву требовалось произносить наизусть, а листок с текстом надо было держать в руках в свернутом виде. Ужас! Ну, а если забуду, запнусь. Или, например, заржу — такие странные явления, когда меня разбирал неудержимый смех в самые неподходящие моменты, со мной нередко случались в те годы. Ведь не дай же бог! Как ведь жить-то после этого!
Судя по тому что я все еще живу, можно предположить, что я все же был принят в юные пионеры и на мою тонкую шею был повязан алый галстук, который с красным знаменем цвета одного.
Галстуки были двух видов, что, кстати, свидетельствовало о некоторых имущественных, чтобы не сказать сословных, различиях тех семей, к которым принадлежали юные носители этих тканных треугольничков.
У одних галстуки были из простой кумачовой ткани, у других, как, например, у друга Смирнова, чей отец был танковый полковник, — из шелка.
То же касалось, кстати, и школьных форм. Кто-то, как тот же самый Смирнов, носил форму из сукна. А кто-то, как, например, я, — из мышиного цвета байковой ткани.
Нас, впрочем, такие вещи мало интересовали. Предметами зависти и символами неписанных иерархий были другие вещи, а так же личные особенности или особые умения и навыки.
В пионерском лагере
Boris Kavashkin / Global Look Press
Я долго завидовал все тому же Смирнову, потому что он умел шевелить ушами, а я нет. Я, впрочем, довольно быстро этому научился и даже в этом искусстве превзошел своего учителя, потому что он умел шевелить только обоими ушами одновременно, а я — еще и каждым по отдельности.
Кстати, о школьных формах.
Они были введены чуть ли не в том самом году, когда я пошел в первый класс. А может быть, за год до того. Но мне почему-то приятно думать, что в том же, то есть в 1954 году.
А за несколько лет до того было введено раздельное обучение мальчиков и девочек. Но оно было совсем недолгим. Я уже учился с девочками совместно, но рассказы о раздельном обучении я слышал еще долго, например, от старшего брата.
И формы, и раздельные обучения были бледным эхом дореволюционного гимназического быта.
Сталин, как известно, сначала тайно, а потом все более явно тяготел к некоторым внешним атрибутам дореволюционной жизни.
Так, в разгар войны были введены погоны, а командиры Красной армии стали официально называться офицерами, при том, что слово «офицер» долгие годы после гражданской войны было почти ругательным и означало исключительно «белого офицера». Была введена и новая офицерская форма, сильно напоминавшая форму царского офицера.
Ну, и туманный образ старорежимной гимназии замаячил в воображении вождя, который, к слову сказать сам-то в гимназиях не обучался, а обучался в духовной семинарии, из которой его… впрочем, дальнейшее известно.
Выдающийся писатель, филолог и переводчик Михаил Гаспаров, закончивший в свое время вновь созданное отделение классической филологии на филфаке МГУ, утверждал, что это отделение было открыто чуть ли не по личному распоряжению генералиссимуса — чтобы там готовили школьных учителей латыни и древнегреческого, чтобы было все «как при бабушке». Латынь, впрочем, в школах как-то не привилась. А новые специалисты по древним языкам появились, слава богу.
Вот и школьные формы, отдаленно напоминавшие гимназические, все оттуда же.
В наши дни, когда реставраторские поползновения становятся все активнее и навязчивее, когда стилистика и практика незабвенного «совка» дуют во все щели и без того не слишком устойчивой конструкции нынешней государственности, было бы вполне логичным предположить, что и пресловутая пионерия в той или иной форме возродится посредством искусственных родов.
Так что будет о чем поговорить.
Пока же я вспомню о том, как теплым майским днем какого-нибудь пятьдесят седьмого, допустим, года в предвкушении скорых каникул мы со все тем же самым Смирновым после торжественной линейки, посвященной дню рождения пионерии, выбегаем из школы. Сразу же за школьными воротами мы, не сговариваясь, синхронно снимаем с наших еще не окрепших шей красные галстуки (один шелковый, второй сатиновый), засовываем их поглубже в карманы и, освобожденные, дико гогоча, несемся по улице без особой цели.
А еще я вспомню глуповатый детский анекдот, который в те годы казался нам, недорослям, невозможно смешным.
Вот такой.
В тюремной камере сидят разные звери (уже смешно!), и каждый рассказывает, за что он сидит. Медведь говорит: «Я сломал колхозный амбар, и вот посадили». Волк говорит: «Я хотел украсть овцу. Но вот поймали». Лису подстерегли в курятнике. Еще кто-то — еще что-то. Когда дошла очередь о петуха, он с важным видом сказал: «А я — политический». «Как это?» — заинтересовались его сокамерники. «А я пионера в жопу клюнул!»
На музыкальном фестивале «Ретро FM в Сан-Ремо», спорткомплекс «Олимпийский», 9 марта 2007 года
Vitaly Fedorov / Russian Look / Global Look Press
Лева, а у меня было так. Я тоже волновался, хорошо помню. И гордился тоже. И, чтобы ближе к телу, положил галстук под подушку. А наутро, проснувшись, начисто забыл об этом. И несколько дней не мог вспомнить. Сакральность же за эти дни как-то ослабевала. Ходил дня три в школу без галстука, но сокрушаясь. И привыкая ходить без галстука и все меньше сокрушаться.
А меня не приняли во втором (?) классе как хулигана, но мне было плевать. Приняли только в 5-м классе, и то по просьбе сестры, обращенной к какой-то училке.