Владимир Путин / kremlin.ru
Минувшая неделя принесла с собой очередную порцию далеко идущих решений Кремля, главным из которых следует признать подготовку — если угодно, тестирование страны на предмет возможного перевода ее территорий на военное положение. Ключевое слово в этой конструкции — «возможного». Как и в случае с «частичной» мобилизацией — которая, по правилам кремлевской казуистики, останется таковой, даже если официальный счет на сотни тысяч призванных однажды преодолеет миллион (будем искренне надеяться, что этого не произойдет) — власть первым делом постаралась приуменьшить социальную значимость события.
Прежде всего, президентский пресс-секретарь Дмитрий Песков — а все мы знаем, что на слово этого человека всегда можно положиться — заверил общественность, что государственные границы закрывать «нет, не планируется».
Военное положение, введенное в Донецкой и Луганской народных республиках, а также в Херсонской и Запорожской областях, согласно кремлевскому нарративу, тоже — не великая новость. До «присоединения» этих регионов там действовал режим военного положения, «и сейчас нам необходимо оформить этот режим уже в рамках российского законодательства […] Поэтому мною подписан указ о введении военного положения в этих четырех субъектах РФ», кратко пояснил суть Владимир Путин.
Средний уровень реагирования, введенный в Крыму (включая Севастополь), Краснодарском крае, Белгородской, Брянской, Воронежской, Курской и Ростовской областях? Тут, согласно путинскому указу, среди прочего предусмотрены «временное отселение жителей в безопасные районы» и «ограничение въезда и выезда». Но чтобы не сильно переживали жители перечисленных территорий — а на них, согласно довоенной переписи, до сих по проживало около 20 млн человек — в разъяснительную работу включились губернаторы.
«Запрет на передвижение в регионе и за его пределы не вводится» (глава Ростовской области Василий Голубев);
«Пока не вводятся ограничения на въезд и выезд. Покидать регион и возвращаться в него можно свободно» (пресс-секретарь ростовского губернатора Анастасия Гурина);
«Обстановка на территории нашей области — управляемая, без признаков осложнений […] Никаких дополнительных ограничений на территории области пока вводить не будем» (губернатор Воронежской области Александр Гусев)
«Что самое главное? Жизнь людей никак не изменится […] Ведется круглосуточная работа по обеспечению безопасности наших граждан.» (глава Брянской области Александр Богомаз).
Что уж говорить о таких технических градациях, как «уровень повышенной готовности», введенный для Южного и Центрального федеральных округов (на всей остальной российской территории отныне действует «базовый уровень готовности»). Политолог Татьяна Становая, например, обращает внимание на бессмысленность такого пункта президентского указа, как «Введение контроля за работой объектов, обеспечивающих функционирование транспорта, коммуникаций и связи, за работой типографий, вычислительных центров и автоматизированных систем, использование их работы для нужд обороны»:
«Вычислительные центры и автоматизированные системы — это что-то из 70-х, 80-х годов. Сюда сейчас наверное можно отнести вообще все, что в сети, что в электронном виде. Что это означает на практике? Возможность тотального контроля над интернетом, каждым сайтом, каждым сервером? Полный доступ к системам управления любых компаний? Право требовать доступа к всему электронному? Понятно, что писали люди, далекие от цифровизации, это логика совершенно другого поколения, к которому относится и Путин, не пользующийся интернетом. Ему показали проект, а он и не понимает, что это прошлый век. Но идея ввести контроль над "вычислительными центрами и автоматизированными системами" сегодня, на самом деле, не значит ничего, это пустое место. Но при желании под это можно подвести все, что угодно».
Владимир Путин на рязанском полигоне / kremlin.ru
При желании, заметим, установить тотальный контроль над интернетом государство могло и раньше — будь у него на то соответствующие технические возможности и политическая воля. К тому же для россиян это точно не вопрос экзистенциальных рисков. Напомним, что мобилизация, отмененная на неделе в Москве удивительным решением столичного мэра Сергея Собянина, за пределами МКАД в основном продолжает действовать и, вне всякого сомнения, является главным источником спровоцированных властью глубоких социальных потрясений. На этом фоне вводимые Кремлем режимы, которые могут произвольно дополняться и уточняться, не выглядят решающим вкладом в общественное напряжение. Его уровень и без того слишком высок.
В то же время не исключено, что таким образом был дан дополнительный сигнал населению о вероятности дальнейшего повышения ставок, что все еще может быть существенно хуже (лучше — это вряд ли), в том числе для граждан, далеких от линии фронта — географически и ментально. И чтобы никто не сомневался, что сделать это в его, президента, единоличной власти, а вовсе не генералов Минобороны или Генштаба, Путин распорядился учредить очередной совет с подчеркнуто штатским премьер-министром Михаилом Мишустиным во главе — «специальный координационный совет» для «обеспечения потребностей, возникающих в ходе проведения специальной военной операции», а по сути, структуру, основной задачей которой является дальнейшая милитаризация мирной жизни. В стране, где ничем не ограниченная власть привыкла делать с кем угодно что угодно, все эти нормативные режимы — юридически оформленная декларация о потенциальных намерениях хозяина Кремля пойти ва банк. Враг у ворот, привыкайте теперь жить так, обратного пути не будет, — вот, если коротко, суть месседжа главы государства, обращенного к российскому обществу. В свежих Хрониках госкапитализма:
