Послание Владимира Путина Федеральному собранию, 21 февраля 2023 года
kremlin.ru
Ну, все уже, кому не лень, отшутились от пуза по поводу действительно смешной «гендерной нейтральности». Ну, действительно же всем давно известно, что Бог — мужик с бородой. А это все англиканская церковь в пароксизме зоологической русофобии все подсовывает нам нетрадиционные бездуховные и безнравственные ценности, чтобы … ну, в общем, чтобы. Объяснять, как считается, не надо. И так, считается, все понятно. А что непонятно, вам разъяснят с трибун и с голубых (пардон!) телеэкранов.
Это все ладно. Но тема «гендерной нейтральности» не может, конечно, не занять воображение.
Гендерная принадлежность богов и богинь языческих пантеонов вроде бы более или менее обозначена сводами соответствующих мифов. И особых вопросов не вызывает, хотя и не всегда. А здесь… Когда приходится вступать на зыбкую и небезопасную во всех отношениях почву подобных вопросов, лучше всего обратить взоры к чему-нибудь как бы постороннему, а на самом деле если не все, то кое-что разъясняющему. К грамматике, например.
Ища в Википедии уже не помню что — а помню только, что это «что-то» начиналось с приставки «без», я наткнулся на словарную статью «Безличные предложения».
Я, вообще-то, знаю, что это такое. Знаю и со школы и, что еще важнее, с института. Но все же я зачем-то прочитал о том, что в таких предложениях их «главный член может быть выражен формой среднего рода».
Это я, разумеется, тоже знал, но почему-то сейчас этот «средний род» чем-то невидимым меня зацепил и потащил в дебри каких-то невнятных, но и неотвязных ассоциаций.
Первое, что в подобных случаях выстреливает, это детские воспоминания. Я, например, вспоминаю соседскую домработницу Шуру, женщину, казавшуюся мне необычайной. Для меня ее необычность выражалась прежде всего в сфере ее повседневной языковой практики. «Мама, — спросил я однажды, — почему Шура говорит «пондравилось» вместо «понравилось»?» «Потому, — объяснила мне мама, — что Шура выросла в деревне, где с самого детства ей пришлось работать, и она не успела как следует научиться грамоте. Поэтому некоторые слова она произносит как-то вот так, а не так, как мы с тобой».
Этот ответ меня совершенно не удовлетворил. «Человек малограмотный, — рассудил я, — должен произносить слова как можно проще и легче. А «пондравилось» произнести, вообще-то, труднее, чем «понравилось». Маме крыть было явно нечем, и она просто рассмеялась и шутливо щелкнула меня по носу, как она всегда делала в подобных и многих других случаях.
А еще Шура употребляла, — чем приводила меня в настоящий восторг, — замечательный глагол «почайпить».«Пойду-ка я почайпью», — сообщала она с очень почему-то важным и значительным видом, и это «почайпью» звучало почти так же, как небрежно брошенное в телефонную трубку «еду в главк, скоро не ждите» в исполнении другого соседа, Николая Ивановича, начальника чего-то, который, как мне казалось, никогда не снимал галстук, даже когда ходил в уборную. При этом ни в какой главк он вовсе не ехал, а шел на бульвар играть в шахматы. Сама эта будничность отчаянного вранья тоже казалась мне необычайной.
Что-то мы все время с вами отвлекаемся.
А веду я все к тому, что простонародная и просторечная Шура явно опасалась среднего рода. Позже я узнал, что она в этой своей бессознательной фобии была отнюдь не одинокой.
«В нашем угловом магазине-то, — говорила она, — мяса всегда плохая, костлявая. Хорошая мяса на рынке. Дорогая, зато хорошая. А в магазине купишь, потом половину выбросишь. Так на так и получится. Но все равно дорогая, зараза. Хотя и хорошая».
Подобный мантрический монолог мог длиться довольно долго. И я, конечно же, немедленно вспомнил о Шуре и о «дорогой мясе», когда впервые услышал классический рассказ Жванецкого про раков по три и по пять.
«Говно такая!» — в сердцах говорила Шура в адрес крикливой и скандальной Райки Гусевой из соседнего подъезда. Средний род чаще всего заменялся женским. Впрочем, приходилось мне слышать от той же самой Шуры также и про «неспелый и потому ужасно кислый яблок».
О метафизических аспектах среднего рода, а также и безличных предложений, я стал задумываться довольно давно. Книгу Фрейда «Я и оно» я тогда еще не читал, поэтому налегке пускался в вольные размышления,ничуть не опасаясь, хотя, конечно, и рискуя забраться в небезопасные заросли, чреватые лженаучными псевдо-откровениями и завиральными гипотезами.
Размышления мои были примерно такого рода. Шура и многие другие «шуры» в своем повседневном речевом поведении действительно избегали как могли среднего рода, видимо, чувствуя, — и, видимо, справедливо, — что средний род имеет отношение к сакральному миру, поэтому не может и не должен описывать мир профанный, мир бытовой, предметный. Именно поэтому существует встречный процесс, то есть все сакральное, трудно постижимое и фатальное, выраженное в формах женского или мужского рода,стремится к среднему.
И существует помимо нашей воли какое-то Оно, неназванное и невидимое, но распоряжающееся различными процессами в том числе и процессами вселенского масштаба.
Какое-то Оно «вечерело». Какое-то Оно «смеркалось». Какое-то Оно «замело дороги». Какое-то Оно «повалило ветром деревья». Кого-то какое-то Оно «ударило током». Какое-то Оно «убило молнией» привязанную к дереву козу. Какое-то Оно кого-то «задавило трамваем».
Заметим, что не трамвай наехал на рассеянного пешехода. Не ветер повалил деревья. Не электрический ток и не молния шарахнули по неосторожному электромонтеру или по незадачливой козе. Ни ветер, ни ток, ни трамвай, ни молния не стали субъектами этих событий, нет. Они лишь инструменты в руках какого-то невидимого, неуловимого Того, кто вершит наши судьбы, подставляет подножки и шкодливо пуляется с крыш сосульками и обломками кирпичей.
Какое-то у «Этого самого» имя когда-то было. Допустим,оно звалось «Лихо». Или как-нибудь еще. Его сила была безмерной, — хотя часто и «нечистой», — а возможности безграничными. Но «Оно» никогда не называлось и не называется по имени, надежно скрываясь в пресловутых безличных предложениях.
Но бывают и вполне себе определенно-личные предложения, где субъектом выступает, например, слово «божество». Какого оно рода? Какого оно пола? Какой оно гендерной принадлежности?
«Приверженцы гендерной нейтральности, — процитируем мы напоследок отрывок из исторического Послания, — добрались до Бога». Ну, в общем-то, да, добрались. И, кажется, очень давно, до всякой еще англиканской церкви. И задолго до судьбоносного послания. И задолго до всего прочего. И «добрались» никакие не «приверженцы», а сам язык добрался.
