«Знаю многих людей, кто при одном слове «Америка» начинает скрипеть зубами, но при имени Милошевича у них сжимаются кулаки». Как закончилась война в Югославии

В завершающем интервью о распаде Югославии из цикла «Всемирная история ресентимента» мы с исследователем Ильей Вукеличем вспоминаем, чем закончилась последняя война Милошевича и какую цену за это пришлось заплатить сербскому обществу. Как всегда — с очевидными и невероятными историческими параллелями.

— Прежде чем мы перейдем к финалу истории с бомбардировками Белграда, вот о чем мне было бы интересно спросить. В России есть стереотип о том, что сербы всецело поддерживают Россию, Путина, РПЦ — в общем, всё, что исходит от режима. Он, очевидно, сформирован пропагандой, этот стереотип, но сколько в нем от реальности?

— Действительно, большинство сербов, по различным опросам, поддерживают Россию — от 60% до 66%. Но в каком смысле? Есть часть, которая поддерживает именно Путина и вот эту войну — и это доходит до просто людоедских «так им и надо». Ну, как и в России, примерно.

Но есть и умеренные — немалая, по-моему, даже большая часть из тех, кто, условно говоря, поддерживают Россию. Не в том смысле, что они поддерживают Путина — мол, что бы он ни сделал, всё правильно. Они увязывают свою поддержку как раз с бомбардировками НАТО. И логическая конструкция выглядит примерно следующим образом: на стороне Украины НАТО, то самое НАТО, которое бомбило нас — поэтому «мы не можем быть за Украину». И таких вот из тех, кто поддерживает — не половина, а даже больше. То есть, относительно меньшая часть, скажем, треть из поддерживающих — они именно за Путина всей душой и так далее.

Но что отличает Сербию от других стран, где поддерживают Россию или не на стороне Украины? Таких людей ведь тоже немало, скажем, в Болгарии, в Венгрии, да и в Италии или Франции. То есть нельзя сказать, что это только православные славянские страны с какими-то традициями вековой дружбы. Разница между Сербией и другими странами заключается в том, что сербское государственное руководство так себя ведет, что это бросается в глаза. Просто сейчас такой момент, что всё это актуализировалось. Вплоть до того, что после недавнего обострения [сербско-албанского конфликта в Косове] меня начали со всех сторон спрашивать, правда ли, что там будет война. Понимаете, такие обострения происходят с Сербией периодически. Это манера президента Вучича. В Сербии это называют «он опять надувает щеки». Та же самая ситуация из-за номерных знаков по той же самой причине была в октябре прошлого года. Никто в мире абсолютно не обратил на это внимание. Сейчас вдруг все заволновались — из-за того, что происходит [в Украине].

В Сербии же, в отличие от России, главный показатель того, что действительно происходит что-то серьезное — улицы сразу заполняются демонстрантами. Как это было в июле 2020 года. До этого Вучич объявил, что Сербия победила корону, потому что ему нужно было провести парламентские выборы — хотя всем было понятно, что произойдет новая вспышка. И, проведя эти выборы, он в первых числах июля говорит: «Я сегодня вечером обращусь к нации по судьбоносному вопросу». Вечером в половину седьмого он обращается к нации с судьбоносным решением восстановить карантин. Не прошло и часа, как в Белграде площадь перед парламентом заполнили десятки тысяч людей, которые пошли штурмом на это здание и стали драться с полицией. Это продолжалось несколько дней. И больше ему в голову не пришло сказать что-нибудь этакое. Сейчас не было абсолютно никаких демонстраций, потому что все [к проблемам с автомобильными номерами в Косово] привыкли и смеются над этим. Даже те, кто в принципе голосует за Вучича.

— Хорошо. А теперь вернемся в 1999 год.

— Тут надо напомнить, как после Дейтонского соглашения, подписанного в 1995 году, обострилась ситуация в Косове, где неприкосновенный до сих пор лидер Ругова практически создал параллельное государство. Но к тому моменту Сербия проиграла войны во всех бывших югославских республиках, и против Милошевича оставалось теперь только Косово. Ругова в этой ситуации утратил авторитет, а молодые албанские радикалы создали Освободительную армию Косово, которая решила прибегнуть теперь уже к силовым методам. В первую очередь, они стали совершать нападения на полицейских, но были и жертвы среди гражданских лиц. Поэтому надо иметь в виду, что они не были, мягко говоря, святыми.

Первые инциденты, насколько я помню, были уже в 1997 году. Когда они стали нарастать, в Косово из Сербии были направлены дополнительные полицейские силы. И что хуже всего, как будто не было уже опыта с Хорватией и с Боснией, — военные формирования, которые после Дейтонского соглашения остались безработными. Сербские силовики никаких Женевских конвенций особо не соблюдали, но уж эти были полными разбойниками. Совсем как «Вагнер» и тому подобные группировки.

Дом, в котором Адем Яшари и еще более 60 человек были убиты во время нападения на Преказ в 1998 году. Часть мемориального комплекса Адема Яшари в Преказе, Косово

И это привело по нарастающей к вооруженным столкновениям с обеих сторон, кульминацией которых стал инцидент на севере, между Приштиной и сербской границей [в деревне Преказ]. В дом главы одного из местных кланов вошли сербские полицейские, он и его родственники оказали вооруженное сопротивление. Полицейские взяли этот дом в осаду — и, поскольку не могли справиться, то вызвали войска, которые подвергли артиллерийскому обстрелу всю деревню. Погиб не только лидер этого клана, который превратился в национального косовского героя, не только те, кто вместе с ним оказывал сопротивление, но и женщины и дети, причем немалое число. Потому что там стреляли, не разбираясь. Этот инцидент и некоторые другие привели еще к большей радикализации конфликта.

В 1998 году американцы с целью нормализации обстановки предложили Милошевичу, чтобы в Косово были направлены международные наблюдатели, которые установили бы перемирие между группами ОАК и сербскими силами, а затем на местах наблюдали за соблюдением этого перемирия. Это позволило бы прийти к переговорам, которые помогли бы найти выход из ситуации. Предложение передал Ричард Холбрук, специальный посланник президента США на Балканах. Милошевич отказался — а для подкрепления своей позиции в апреле 1998 года устроил референдум в Сербии с единственным вопросом, можно ли разрешить такое международное вмешательство. Естественно, после соответствующей пропагандистской кампании он получил ответ: «Нет. Нам этого не надо». То, чего он и хотел.

Но в течение последующих месяцев ситуация обострялась в Косово все больше и больше. И когда осенью того же года к Милошевичу снова обратился Холбрук, он на прием международных наблюдателей согласился — как будто не было никакого референдума за полгода до этого! И они были размещены в Косово. Насколько я помню, к какому-то радикальному успокоению это не привело.

В начале 1999 года произошел знаменитый инцидент в Рачаке. По албанской и международной версии, сербские силы зашли в эту деревню и устроили там резню. По сербской версии, там был просто бой с ОАК, которых сербы перестреляли, а уже после их ухода оттуда албанцы, организовавшись, переодели трупы военных в гражданское платье и разложили. После чего немедленно пожаловала миссия международных наблюдателей с иностранными журналистами, которые все это засняли — и вот это-де стало последней каплей.

Мемориал в Рачаке, Косово

stringfixer.com

После этого инцидента нажим на Милошевича радикально усилился. В марте была организована конференция в Рамбуйе. Там участвовали и представители Сербии, и представители Косова — правда, напрямую переговоры между ними не проводились, только при помощи посредников. Главное требование международного соообщества заключалось в том, чтобы из Косова были выведены сербские вооруженные силы, полиция и военные формирования, а взамен были бы введены миротворцы. Албанцы, кстати, не хотели, соглашаться с такой формулой, но тем более этого не хотелось сербской делегации.

После того, как эта формула была отвергнута, Холбрук еще раз прилетел в Белград, пытаясь убедить Милошевича — тот отказался. В тот же вечер, Холбрук улетел в Брюссель, и затем буквально в полночь того же дня начались бомбежки Югославии, как тогда это называлось — потому что бомбили частично и в Черногории, которая была тогда, значит, в составе этой усеченной Югославии вместе с Сербией. Это было 24 марта 1999 года.

— Как ты сам провел этот день?

— Интернет уже был, но не было YouTube и других возможностей, которые есть сейчас, чтобы наблюдать за происходящим в прямом эфире. Я слушал радио, смотрел сообщения информационных агентств. До последней минуты в Сербии почему-то бытовало убеждение, что ничего не будет. Мне же было ясно, что через несколько часов что-то начнется. Позвонил жене и сказал, чтобы она немедленно уходила с работы, потому что автодорожный институт, в котором она работала и работает до сих пор, находился тогда рядом с одной из самых больших казарм в Белграде. И было совершенно понятно, что это будет одна из первых целей.

Меня очень удивили исторические параллели, которые возникали в тот вечер, когда я разговаривал с некоторыми знакомыми — людьми интеллигентными, образованными. Они повторяли: «Ну, Слободан что-нибудь придумает». Насколько же сильна пропаганда и до какой степени всё повторяется! В Германии весной 1945 года до последней практически минуты в широких массах тоже преобладало убеждение: «Фюрер что-нибудь придумает. Он найдет выход» — вот примерно такая же атмосфера тогда царила.

И вот в полночь начались бомбежки, которые продолжались около двух с половиной месяцев. Какими они были? То, что действительно звучит очень цинично, но так это назвали в НАТО — побочные жертвы. Когда по ошибке гибли мирные жители. В основном такого рода вещи происходили в Белграде. Был случай с пассажирским поездом около Ниша, по которому летчик выпустил ракету. Однажды ракета ударила рядом с больничным комплексом в одном из белградских районов, в другой раз — рядом с одним из жилых домов, как раз неподалеку от того места, где мы живем. Это всегда было следствием того, что сербские военные размещали какие-то свои штуки рядом с этими объектами.

Белград во время бомбардировки силами НАТО, 24 марта 1999 года

Wikipedia.org

Сознательно были разбомблены следующие объекты. Здание Министерства обороны — но оно было уже пусто к тому времени. Здание белградского телецентра. Уже после падения Милошевича судили директора этого телецентра. Дело в том, что каждый раз в Белград из НАТО поступало предупреждение о предстоящей бомбежке. Было и предупреджение о том, что ночью обстрелу будет подвергнуто белградское телевидение. Так вот, директор телецентра утаил это. Около часа ночи, когда там находилась только дежурная команда, которая в тот момент передавала запись интервью Милошевича какому-то западному СМИ. И до сих пор помню, как вдруг на экране телевизора он застыл с раскрытым ртом [когда прервалась трансляция]. Но при этом погибли люди.

Затем была обрушена белградская телебашня, которая была, помимо прочего, архитектурным памятником. Сейчас она восстановлена. Еще был обстрел высотного здания в новом Белграде. Это был практически первый небоскреб в Югославии, и он выдержал попадание трех ракет. Строили на совесть! После войны был отремонтирован и стоит до сих пор, сейчас там офисное здание. У нас его именовали «ЦК», потому что когда-то в нем вещали службы ЦК союза коммунистов Югославии. Обстреляли его по той причине, что там находилась телевизионная студия дочки Милошевича. Но было предупреждение, поэтому в здании не было людей, и никто не пострадал.

— Много было разрушений в Белграде за эти два с половиной месяца?

— Только эти, что я назвал. Буквально можно было пересчитать на пальцах.

Тем не менее, каждой ночью можно было наблюдать, как на горизонте встают огненные грибы. Например, за Дунаем — там находится городок Панчево, рядом с небольшим нефтеперерабатывающим предприятием (сейчас оно, кстати, в собственности «Газпрома»), которое подвергалось бомбежке, как и военные объекты около Белграда. И вдобавок ПВО вела обстрел, но это было странно наблюдать — это были не ракетные залпы, а трассирующие следы от крупнокалиберных зенитных пулеметов. Стрелять из пулеметов по самолетам — это, конечно, смешно. Но это показывало населению, что идет борьба.

— Вы спускались в убежище?

— В первые дни спускались, а потом перестали. Потому что, как бы цинично это не звучало, в Белграде действительно были высокоточные бомбежки — обращаю внимание, что происходило это 20 с лишним лет назад.

Люди перестали уходить в бомбоубежище по той простой причине, что привыкли к обстрелам. Не было больших жертв, не было попаданий в жилые строения. Так что просто не было необходимости в этом.

Тем временем шли и военные действия в Косово. Там уже просто-напросто громили всё, не разбирая ни возраста, ни пола. Особенно усердствовали сербские военные формирования. Уже после войны всплыли случаи с фурами-рефрижераторами, в которые загружали трупы убитых местных жителей-албанцев и увозили их, просто чтобы скрыть следы. Затопляли их, например, в Дунае. Было обнаружено несколько таких захоронений в окрестностях Белграда. Их потом нашли, потому что проговорился кто-то из участвовавших. Но это было уже после свержения Милошевича.

Но главное, в Косове, как в своё время в Хорватии и Боснии, были предприняты попытки этнических чисток. Армия окружали села, врывалась в дома. Людей не убивали, нет. Но у местных жителей отбирали документы и затем в насильственном порядке отвозили на албанскую границу и заставляли уходить в Албанию. Это сейчас уже все забыли, хотя в то время, например, НТВ регулярно передавало репортажи из Албании, из этих спонтанно возникших лагерей, куда перебросили сотни тысяч человек.

Тем временем в Югославии НАТО бомбило сербские военные части и оборонные предприятия. В начале июня, видимо, Милошевичу стало ясно, к чему идёт дело. Хотя постоянно шла пропаганда о том, что вот еще немного надо выстоять — и НАТО капитулирует. Или даже распадется.

Евгений Примаков беседует с прессой в аэропорту Белграда, 30 марта 1999 года

Sergei Velichkin / TASS

— В российской политической истории к этому периоду относится сюжет с разворотом самолета премьер-министра Примакова над Атлантикой. Насколько это было заметно в Югославии, как воспринималось?

— Хорошо, что ты напомнила — сейчас это тоже уже забыто. До того было общее впечатление, что Россия предала [Югославию]. Поэтому этот разворот — да, это было отмечено, но я не припомню, чтобы он вызвал какой-то особый фурор в Белграде. Намного больший фурор вызвало то, что в разгар этих бомбежек Милошевич созывает федеральный парламент, на заседании которого его деятели провозгласили, что Союзная республика Югославия объявляет о вступлении в Союзное государство России и Белоруссии. До сих пор помню, как они выходят в тот солнечный день из парламента со счастливыми лицами — дескать, вот теперь и всё!

Но в начале июня, видимо, уже и Милошевичу стало ясно, что долго это продлиться не может — просто-напросто инфраструктура страны будет разрушена. А рассчитывать на какую-то помощь в ее восстановлении было не на кого и невозможно, в отличии, скажем, от Украины сейчас.

И тут в Белград прилетел [в тот момент спецпредставитель российского президента по урегулированию конфликта на Балканах Виктор] Черномырдин с президентом Финляндии Марти Ахтисаари. Были разные версии по поводу того, какие аргументы они предъявили Милошевичу. Упоминалось, в частности, что ему было сказано: от Сербии останется ровное место. Но это уже не важно. В итоге он согласился на то, от чего отказалася в Рамбуйе за два с половиной месяца до этого — на вывод всех сербских сил из Косова и на ввод международного контингента для поддержания мира.

Но перед тем, как из Албании в Приштину вошли международные силы, в частности, британцы, произошел знаменитый бросок российских десантников, которые опередили британцев и заняли приштинский аэропорт. Об этом потом был снят фильм «Балканский рубеж». Он в принципе построен на выдумке, и это бы и ладно — художественная фантазия допустима. Но стоило упомянуть про то, что, когда российские десантники заняли этот аэропорт и не пустили туда британцев, выяснилось, что те, кто планировали операцию, совершенно не подумали о том, что эти десантники будут есть. И в результате вплоть до выведения российского контингента с Приштинского аэропорта их кормили эти самые англичане. Про это в фильме нет ни слова.

https://www.youtube.com/watch?v=O6KqTPzzf7A

Вечером того дня, когда российские десантники вступили в Приштину, местные сербы, которых все-таки было немало, целовали их, обнимали и так далее. Но когда остальные контингенты миротворцев — англичане, американцы и даже украинцы стали занимать Косово на границе с Сербией, то, во-первых, из Албании в Косово хлынули все беженцы. Во-вторых, ОАК вышло из подполья и стала хозяйкой ситуации. Настроение у албанцев было понятно какое — и вот тут начался исход сербов из Косово. Не отовсюду. Не не из северных районов, прилегавших к границам Сербии, где сейчас было обострение, а с юга Косово — там как раз по соседству с ними американская база Кэмп-Бондстил американская. Бежали многие, включая моих близких родственников — семья моего дяди по отцу. Они бежали, потому что им грозил террор со стороны албанцев. Если не убийства, то избиения. Выгнали бы все равно.

Интересно, что с начала бомбежек вечером 24 марта тогдашнее югославское правительство ввело военное положение. Была введена военная цензура, соответствующее законодательство и все прочее. Но как только было заключено Кумановское военно-техническое соглашение и принята на основании его резолюция №1244 Совета безопасности ООН, за которую Россия тоже голосовала, это военное положение было отменено. Милошевичу не пришло в голову продлевать его, хотя оно ему давало исключительные инструменты власти.

Дальнейшие полтора года до его свержения прошли в нарастающем предчувствии перемен. Не знаю, стоит ли рассказывать про его свержение?

— Конечно, это очень важно.

— Сразу же после принятия этой резолюции №1244 он заявил, что все равно республика Югославия одержала победу над НАТО — «мы победили». Затем выступал со всяческими популистскими проектами восстановления страны. Это, кстати, то, что сейчас в России происходит — программы полного восстановления [оккупированных территорий] и быстрого скорого процветания. Он это применял еще во времена начала войны в Хорватии. Тогда это тоже выглядело гротескно: уже начались военные столкновения в Хорватии, как вдруг, ни с того ни с сего, Милошевич объявляет о начале строительства скоростной линии железнодорожной в хорватском направлении. Там уже не граница, а линия фронта! Смотришь и не веришь своим глазам — почему, зачем? То же самое было на этот раз, только тут он решил строить скоростную железную дорогу между Белградом и Нови-Садом. Помню репортаж той весны, когда он прибыл на второй или третий километр дороги — и его прокатили в новом, специально для того построенном, скоростном вагоне (саму дорогу достроили недавно).

Но с лета 1999 года в Сербии стало нарастать протестное движение. Как со стороны старых оппозиционных партий, так и новых. Пожалуй, главная заслуга в свержении Милошевича принадлежит студенческому, очень энергичному и эффективному движению под название «Отпор!».

В феврале 2000-го был последний съезд Социалистической партии Сербии, на котором Милошевич выступал с этими всякими последними какими-то лозунгами. А летом того же года я был переводчиком при команде «Русала», которая заинтересовались алюмниевым комбинатом в Черногории (Дерипаска купил его шесть лет спустя). Они возвращались в Москву из Подгорицы через Белград и попросили меня сделать небольшую экскурсию по центру города — хотели увидеть что-либо из разрушений после бомардировок. Я их повел к белградскому телецентру. Там уже стоял такой импровизированный памятник с надписью «За што?». Дословно на русский с сербского это переводится как «почему», но можно перевести и как «за что». Один из этих российских технарей у меня спрашивает: «И какое сейчас отношение к Милошевичу? Надо понимать, что те, кто за Запад, его ненавидят, а те, кто не за Запад, его поддерживают?». На что я ему совершенно честно ответил: «Знаю многих людей, кто при одном слове «Америка» начинает скрипеть зубами, но при имени Милошевича у них сжимаются кулаки». Этот человек на меня посмотрел, помолчал минуту, а потом сказал: «Ну, тогда он готов».

В июле 2000 года, безо всякой к тому нужды, Милошевич назначил внеочередные президентские выборы. Он мог преспокойно сидеть в своем кресле и дальше (усидел бы — — это другой вопрос). Но не было необходимости проводить внеочередные выборы только ради того, чтобы поменять способ избрания. До этого президент избирался в парламенте. Он решил поменять этот модус — чтобы избрание президента производилось голосованием всех граждан, рассчитывая, что это ему обеспечит неограниченный мандат.

Эти выборы были назначены на 24 сентября 2000-го. По стечению обстоятельств, в этот день исполнялось ровно 13 лет с даты, когда он пришел к власти, потому что 24 сентября 1987 года на так называемом Восьмом пленуме, печально известном в Сербии, ему удалось победить либеральную струю во главе с Иваном Стамболичем, который до этого был лидером Сербии. Кстати, под конец режим стал лютеть. И Милошевич, готовясь к выборам, стал предпринимать меры для того, чтобы убрать своих оппонентов — тех, кого он опасался, убрать. В частности, поскольку он заподозрил, что Стамболич может стать кандидатом оппозиции, тот был похищен в начале сентября 2000 года и исчез.

— И погиб.

— Но это вскрылось только в 2003 году, когда один из арестованных членов так называемого отряда по специальным операциям сербской государственной безопасности признался, что входил в этот отряд, который похитил Стамболича во время утренней пробежки. Они его отвезли сразу же под Нови-Сад, где его расстреляли и закопали.

Но Милошевич ошибся в том смысле, что совсем не Стамболич был джокером оппозиции, которая на этот раз сумела действительно объединиться. И выдвинула в качестве своего компромиссного кандидата Воислава Коштуницу, который до тех пор практически не был известен широко. Милошевич, пожалуй, даже не заметил, когда кандидатура Коштуницы была опубликована.

Между тем я до сих пор помню этот день — 24 сентября 2000 года, когда Сербия была полностью изолирована от иностранных СМИ. В Белграде были представлены только ТАСС, «РИА Новости» и китайская Xinhua. Все остальные СМИ не допускались в Сербию. Они пытались проникнуть, но их разворачивали на пограничных КПП в аэропорту. Все иностанные журналисты сосредоточились в Будапеште, в Загребе, а также в Боснии и Черногории. Мне удалось в контрабандном порядке провезти сюда коллегу из России — я послал ей [частное] приглашение заранее. Она прилетела 25 сентября и мы весь день провели на улице, наблюдая за происходящим. Накануне вечером в избирательные штабы стали поступать первые результаты выборов. И должен признаться, что даже представители штаба Демократической оппозиции Сербии, были поражены, когда отовсюду повалили отчеты о том, что кандидат оппозиции Коштуница побеждает.

Еще до первых результатов на площади Теразие в Белграде уже стали собираться люди, молодежь — те, кто поддерживал оппозицию. А на другой площади, недалеко от нее, поставили трибуну с какими-то колоннами, украшенными цветами и сербскими триколорами. Там планировалось отметить победу Милошевича. На этом подиуме танцевал фольклорный ансамбль, который снимало сербское государственное телевидение. Эта площадь была совершенно пуста. Ни одного человека. Только ансамбль танцует, операторы снимают — и больше никого.

https://www.youtube.com/watch?v=o3ZvF62wLSM

Опять же, Милошевичу не пришло в голову — здесь мы возвращаемся опять к разнице в менталитетах — препятстствовать представителям оппозиции в избирательных комиссиях. Но не потому, что он благородный человек, а потому что он знал, чем может обернуться, если он попытается воспрепятствовать. Единственное, что он попытался сделать, когда результаты голосования стали известны — так это оказывать давление на Центральную избирательную комиссию, чтобы та признала, что кандидат оппозиции Коштуница в первом туре не получил 50%+1 голос и необходим второй тур. Вот этого он упорно добивался.

И вот именно это его упорное желание привело к тому, что, когда он подтвердил второй тур, это привело к взрыву 5 октября 2000 года, когда практически весь Белград вышел на улицы, когда со всей Сербии в столицу хлынули люди, пробивая полицейские кордоны и все собрались. И когда полиция попыталась бить эту массу людей, она стала бить полицию, пошла штурмом на парламент и заняла его, а затем и телевидение. Почему это еще вошло в анналы как «Бульдозерная революция»? Потому что, когда полиция попыталась стрелять, какой-то бульдозерист поднял ковш своего бульдозера и двинулся на полицейских, которые стреляли в толпу. Пули рикошетировали от ковша, а он ковшом прижал полицию. Полицейские поняли, что им конец, и разбежались.

Тут же хлынули оппозиционные журналисты, до этого уволенные, и стали брать СМИ под свой контроль. Телевидение, кстати, подожгли, но оппозиционные журналисты быстро организовали трансляцию. С того момента, как вышли в эфир они, все было закончено.

Милошевич попытался что-то сделать — когда первая оппозиционная телестанция вышла в эфир, он отдал приказ поднять боевые вертолеты. Это телестанция была на верхушке белградского небоскреба «Београджанка», и он приказал обстрелять последний этаж, чтобы они замолчали, но командующий отказался выполнить этот приказ.

Слободан Милошевич во время судебного процесса в Гааге

sin4ez / youtube.com

— В России оппозиция возлагает большие надежды на Гаагский трибунал, глядя на все происходящее сейчас. Ну, и, соответственно, как Сербия до этого дожила? Как это воспринималось в обществе?

— Спокойно. Осенью 2000-го были окончательно отменены санкции, введенные в мае 92-го из-за осады Сараево. Жизнь начала нормализовываться. Милошевич находился на свободе, но Гаагский трибунал уже вынес требование об его выдаче. И надо признаться, что тут произошли первые конфликты между президентом Коштуницей, который объявлял себя легалистом, и сербским правительством во главе с Зораном Джинджичем. Потому что Коштуница, во-первых, настаивал на том, что по Конституции невозможно выдавать своих граждан никому — или надо менять Конституцию. А, во-вторых, он предлагал организовать национальный суд. Но сербское правительство разрубило этот узел и действительно, нарушив Конституцию, все-таки выдало Милошевича. В апреле 2001 года он был заключен в тюрьму, а в конце июня был выдан Гаагскому трибуналу. Его на вертолете перебросили в Тузлу (Босния), а там уже его уже ждали американские и английские военные. Никаких особых потрясений, протестов не было.

Позднее, уже после выдачи Милошевича в Содружестве Сербии и Черногории (Югославии уже не существовало) был принят особый закон о сотрудничестве с Гаагским трибуналом. Характерно, что сразу после его принятия министр внутренних дел при Милошевиче, который на тот момент был уже депутатом, вышел из парламента и застрелился. Прямо там, на входе. Он был преданным министром Милошевича и в немалой степени ответственнен за преступления в Косове, которые были с сербской стороны.

В соответствии с этим законом выдача [сербских военных преступников] потом уже шла в рутинном порядке. Кстати, судили не только деятелей Милошевича. Одним из лидеров объединенной сербской оппозиции после выборов 24 сентября был к тому времени уже отставной генерал Момчило Перишич, который в 1990-е был начальником югославского генштаба. Против него тоже было возбуждено дело в Гаагском трибунале. И он добровольно сам отправился в Гаагу [в 2005 году. В 2011 году Гаагсский триубнал приговорил Перишича к 27 годам тюремного заключения, но два года спустя все обвинения были сняты — Republic].

— Милошевич закончил свои дни в марте 2006 года, в тюрьме ООН в Гааге. Как была воспринята его смерть в сербском обществе?

— Когда его тело привезли из Гааги, правительство отказалось организовывать похороны с государственными почестями. Но было дано согласие на то, чтобы гроб с его телом был доставлен в Скупщину — в то самое здание, которое было взято штурмом 5 октября. Там Милошевича оплакивали его последователи. Людей было порядка 10 000–20 000. Всё это напоминало «отряды Путина». Но что значит балканская страсть — я до сих пор помню одну старую женщину, которая рыдала, пока шла эта церемония. Вдруг она у меня на глазах схватилась за голову и выдрала целый клок своих седых волос. Какой-то транс, понимаешь? Вот для меня этот финал и особенно та женщина на похоронах были каким-то маркером всего этого сумасшествия. Даже не 5 октября 2000-го, а вот это, когда он наконец ушел.