Global Look Press / imago stock&people via www.imago-images.de
В новом интервью из цикла «Всемирная история ресентимента» мы с исследователем режима Милошевича Ильей Вукеличем продолжаем вспоминать распад Югославии в 1990-е годы. Многие тогдашние события в Хорватии и Боснии напоминают ему сегодняшнюю ситуацию в Украине.
— Давай вернемся к войне с Боснией. Можно ли было предотвратить этот конфликт с помощью западных миротворцев?
— Проблема заключалась в том, что Европейское сообщество как и сейчас, так и тогда, практически абсолютно к этому не способно. Предотвратить могли американцы, чем, в конце концов, всё и закончили. Но необходимо иметь в виду американскую политическую динамику. В Югославии всё началось в девяносто первом году — события в Хорватии и Словении пришлись на предвыборный год [в США]. А в девяносто втором году, когда взорвалось в Боснии, это был уже год выборов. Бушу-старшему было не до того, он занимался [борьбой с ] либералами.
Потом избрали Клинтона. Новоизбранный президент занимается только своими отечественными делами, пытается выполнять какие-то обещания — и ему не до заграниц. Он начинает интересоваться внешней политикой примерно по истечении двух лет. Это просто пояснение ко всему, что дальше происходило.
— Скажи, а про Караджича тогда уже было всё понятно?
— Да. Просто до этого момента он ещё сдерживался. Но по происхождению он был из района, очень близкого к Восточной Герцеговине, населённой в основном православными сербами. Это всегда был оплот сербского национализма и даже шовинизма. Он был психиатром. Правда, у него была судимость в восьмидесятые годы за какие-то хозяйственные злоупотребления, но это не так важно…
— И ещё он писал стихи.
— Причём эти стихи в России превозносят как нечто совершенное. У меня отвращение к этому персонажу из-за истории с одним из его стихотворений. [В Боснию в декабре 1992 года] прилетел Лимонов, который тогда жил во Франции, в Париже. Караджич его повёз на позиции, откуда вёлся обстрел Сараево из крупнокалиберных пулемётов, из снайперского оружия и так далее. А тележурналисты [из BBC] сняли об этом репортаж. Они идут на камеру вдвоём, Лимонов — весь внимание, а Караджич ему декламирует свои стихи. Конкретно стихотворение, посвящённое смерти.
— Лимонов любил такое…
— Затем Караджич прекращает декламацию и любезно предлагает Лимонову пострелять по городу из крупнокалиберного пулемёта. И тот радостно соглашается, берётся за рукоятки и пускает по городу очередь по дуге. Всё это снимают журналисты.
https://www.youtube.com/watch?v=6v7nLyBsC1s
После того, как эта передача вышла и вызвала всеобщее возмущение, Лимонов окончательно и уехал из Франции. Он оправдывался, что его неправильно поняли. Думаю, ему на это [понимание] было наплевать. Но с ним разорвали контракты все его издатели.
— Так вот почему он вернулся в Россию!
— Да. Вот вам и стихи Караджича.
«Камера Би-би-си сумела поймать меня в объектив, когда я стрелял на стрельбище из пулемета. Этот кадр впоследствии был включен в документальный фильм «Сербская эпика» с подлым таким добавлением-вставкой. На секунду после показа стреляющего из пулемета Лимонова в фильм был вмонтирован кадр: мирные домики Сараево. Оказалось все точно так, как предупреждал русский Ницше Константин Леонтьев: «Не радуйтесь вниманью франков». Он правильно предупреждал. Фильм основательно испортил мою репутацию в странах Запада» (Эдуард Лимонов, рассказ «Голуби и ястребы», опубликованного в сборнике «СМРТ», 2007 год)
В апреле девяносто второго года, когда всё ещё существовала Социалистическая Федеративная республика Югославия, состоявшая уже только из Сербии и Черногории, Милошевич торжественно заявил на весь мир, что отводит федеральную армию из Боснии. Тех, кто хотел уйти, — солдат-срочников или офицеров — не задерживали. Но тем, кто хотел остаться, платили немаленькие деньги. И самое главное, Милошевич не случайно оставил там всё тяжёлое вооружение, которое и обеспечило сербам преимущество чуть ли не до конца боснийского конфликта.
— В каких отношениях были Караджич с Милошевичем?
— Вначале Караджич был послушным и выполнял все указания Милошевича, но по мере развития конфликта он стал все больше чувствовать себя фигурой международного масштаба. Тут наблюдается некоторая параллель с тем, что сейчас с Путиным происходит. К нему прилетают международные переговорщики, госсекретари там, министры иностранных дел, а он их принимает у себя на диване, ведёт с ними, понимаете ли, беседу, угощает виски, курит сигары… То же самое произошло с Караджичем, который постоянно давал интервью из своего логова Sky News, BBC, CNN, летал на международные конференции по урегулированию боснийского конфликта в Женеву или в Лондон, когда для него выделяли воздушный коридор и присылали за ним самолет. Он чувствовал себя кем-то важным.
Но всё же то, что происходило дальше — это просто поразительно для людей, которые, казалось бы, достаточно образованны, получили опыт жизни в Югославии с ее открытыми границами, много путешествовали и т.д. Сразу после начала войны сербское руководство в Боснии выдвинуло идею, которую откровеннее всего сформулировала помощница Караджича Биляна Плавшич, по профессии биолог. Той весной она перед журналистами совершенно открыто и спокойно заявила: она именно как ученый-биолог утверждает, что сербы и мусульмане генетически не совместимы.
Это означает биологическое устранение тех, с кем ты не совместим. А ты при этом претендуешь чуть ли не на всю Боснию. Отсюда все последующее.
Что это означало на практике? Любой человек в Боснии с исламизированными именем и фамилией, с документами, из которых было видно, что он мусульманин, при попадании в руки боснийских сербов — не простых людей, а вооруженных, — уничтожался.
Mikhail Evstafiev / Wikipedia.org
Известный случай из истории Черногории: когда весной 1992 года началась война в Боснии, многие мусульмане из близлежащих районов убежали сюда. В конце мая девяносто второго года из Подгорицы (тогда еще Титограда), поступила депеша от тогдашнего министра внутренних дел: всех беженцев мужского пола собрать, отвезти на границу и передать боснийским сербам. И это было сделано.
— И они погибли все?
— Почти все. Один или два чудом спаслись. Носить исламизированное имя типа Насер Орич означало стопроцентный путь в овраг. Хорошо ещё, если в овраг, а не быть сожженным заживо или ещё какая-нибудь экстравагантность. С мая 1992 по конец лета 1995-го на контролируемых боснийскими сербами территориях не осталось ни одной мечети. Все они были взорваны. Это не означает, что такого же не происходило с православными церквями — но они остались. Мечетей, повторяю, не было ни одной.
Что бы еще напомнить? Как я уже говорил, во время конфликта в Хорватии Милошевич понял, что на военнообязанных сербов рассчитывать не приходится. И тогда он прибег к помощи уголовников, из которых и формировались эти паравоенные отряды, которые совершили самые страшные зверства в Боснии. Именно они вторглись в Боснию через реку Дрина — и в Вишеграде согнали мусульман на знаменитый мост на Дрине. Кому-то из них повезло — их просто расстреляли. Другим перерезали глотки. Всех бросали с этого моста в Дрину, а часть загнали в один из домов и сожгли заживо. Был здесь такой Милан Мукич, который всем этим руководил. Потом он отличился уже в девяносто третьем году, в феврале, когда устроил засаду на единственной боснийской станции, которую проходит поезд Бар-Белград: вошел в вагон со своими деятелями, чтобы по личным документам выявить мусульман — всех их вывели, и все они погибли.
Потом Мукича обнаружили в Аргентине, где он скрывался — сами аргентинцы выдали его в Гаагу, и он был осужден на пожизненное заключение. Сейчас отбывает, насколько мне известно, в Эстонии. Помню сцену, когда его привезли в Гаагу и задали первый классический вопрос, чувствует ли он себя виновным — он сказал «нет, нет». И не раскаялся. При всех доказательствах он считал себя невиновным.
Вот так начиналась боснийская война.
ZUMAPRESS.com / Global Look Press
— А как общество все это воспринимало?
— Оно воспринимало это спокойно. Многие из боснийских сербов, например, приезжали в Белград и абсолютно не скрывали ничего из того, что они делали там. Я знаю случаи, когда они дарили сувениры явно из разграбленных домов — вот как сейчас в Донбассе, например. То есть все это считалось нормальным. Было, конечно, возмущение в Сербии из-за введения санкций — люди почувствовали, что их возвращают в средневековье в смысле условий жизни.
Замечу, что не идеальны были и остальные стороны. Не прошло много времени — и боснийские мусульмане стали враждовать с боснийскими хорватами. То есть все стали воевать со всеми. Классический пример — случай в Мостаре с тамошним мостом 16-го века, знаменитой туристической достопримечательностью под защитой ЮНЕСКО. Он был снесен огнем из танковых пушек в октябре девяносто третьего года. И первое сообщение, которое появилось в мире об этом — что это дело боснийских сербов. Уже была такая привычка, что только они могут это сделать. На самом деле, нет. Это сделали боснийские хорваты. И никто не был осужден. Через этот мост (сейчас он восстановлен) шло снабжение небольшого плацдарма мусульман с другой стороны реки Дрины, поэтому хорваты превратили его в военную цель.
Вернемся к высокой политике. Европейское сообщество привлекло к урегулированию конфликта в Боснии привлекло в посредники лорда Оуэна [бывшего министра иностранных дел Великобритании] и бывшего госсекретаря США Вэнса. Они составили план урегулирования боснийского конфликта — примерно то же самое, что сейчас пытаются навязать украинцам: чтобы боснийцы остались на каком-то кусочке земли [и пошли на территориальные уступки Сербии]. Как раз то, чего хотел Милошевич. Были по этому поводу заседания в Женеве и Лондоне. [Президент Хорватии Франьо] Туджман и Милошевич уже поняли: ну не получится каждому взять Боснию целиком. Был такой кадр в репортаже: они оба стоят над картой Боснии в промежутке между заседаниями, и, понимаешь ли, карандашом чертят — кому-сколько. Усилился аппетит и у Караджича. И когда это было вынесено на рассмотрение так называемого парламента в Республике Сербской [территория боснийских сербов во главе с Караджичем], они уже отказались согласиться с этим планом.
Как раз тогда, в конце девяносто третьего года, в Америке уже прошел этот цикл, когда новоизбранный президент занимается только внутренними делами. И американцы первый раз вмешались. Причем именно для того, чтобы прекратить столкновение между боснийскими мусульманами и хорватами. Уже в первых числах марта 1994 года была подписана так называемая Вашингтонская декларация, по которой устанавливался мир между боснийскими мусульманами и хорватами.
ZUMAPRESS.com / Global Look Press
А дальше все шло своим чередом. Постепенно набирал силу [главнокомандующий армии Республики Сербской генерал Ратко] Младич. Есть фотография, как он, сидя в палатке на позициях, читает какой-то западный журнал типа Times cо своим портретом на обложке. Он тоже ощутил себя каким-то невероятным военным лидером. Были попытки усмирить [сербов в Боснии] путем одиночных обстрелов, бомбежек — например, первое вмешательство НАТО было еще в девяносто четвертом году. Но Младич поступил очень просто.
Он захватил всех иностранных наблюдателей, которые были в Боснии, привязал их к деревьям и сказал, что если бомбардировки не прекратятся, то он их расстреляет.
Так эти попытки [силового вмешательства] сошли на нет.
Ситуация пришла в движение в июле 1995 года — потом Караджич оправдывался в Гааге, что это не его была идея и что именно Младич, не слушая его, решил двинуться на Сребреницу. В Боснии было несколько зон безопасности, где остались мусульмане под охраной войск ООН- Сребреница [на северо-востоке] и так называемый Бихачский карман на северо-западе Боснии. Младич двинулся на Сребреницу. Он к этому времени абсолютно уверовал в собственную непобедимость и сразу же после [этого похода] перед журналистами заявил, что «нам никто в мире ничего не может сделать, мы сильнее всех».
И это был совершенно осознанный план. Чтобы такое мероприятие провернуть, как бы цинично это не звучало, все было запланировано. Понимаете, 10 тысяч трупов в июльскую жару…. Во-первых, расстрелять 10 тысяч человек не так просто, а, во-вторых, это значит, что была подготовка к всему — как это делали и нацисты.
Laura T / ZUMAPRESS.com / Global Look Press
Примерно через две недели после сребреницких событий уже стало известно про это. Потому что, когда такое делается, сохранить это в тайне невозможно. Уже пошли слухи, рассказы. У американцев были спутниковые снимки того, что напоминало массовые погребения. Исчезли все мужчины. Младич отпустил женщин с детьми, как говорили, до 15 лет. Но среди расстрелянных были и тринадцатилетий, и четырнадцатилетние. То есть уже стало ясно, что там произошло. Хотя, конечно, эти деятели всё отрицали.
И вот тогда началось хорватская операция «Олуя» — «Буря». Это из старозаветной книги пророка Осии: «так как они сеяли ветер, то пожнут бурю», гласит стих. В первый раз за эти годы Младич, возомнивший себя чем-то большим, чем Наполеон, столкнулся, если не c превосходящими силами, то с равными. И тут же потерпел крах.
— Погоди, а при чем тут хорваты? У них же уже был к тому моменту мир по Вашингтонским соглашениям? И какое им было дело до Боснии?
— В Хорватии конфликт был заморожен. Но, в отличие от армии хорватских сербов, которые проводили эти месяцы и годы на своих позициях, выпивая ракию и распевая националистические песни, хорваты создавали свою армию. Они сделали умный выбор: как во времена французской и русской революции, продвинули на командные должности людей, которые показали себя во время этих первых оборонительных боев 1991 года. То есть, сделали ставку на молодых. В частности, один из генералов, который оказался просто военным талантом-самородком, был до войны официантом. А самый известный генерал — Анте Готовина, был капралом во французском Иностранном легионе. И когда началась война в Хорватии, он вернулся, чтобы принять в ней участие — и за два года вырос до генерала.
Когда закончилась первая фаза войны в Хорватии, главным достижением сербов было то, что они из своей краины вышли к побережью Адриатического моря у города Задар, и перерезали движение по Адриатической магистрали [автотрасса, идущая вдоль всего побережья]. То есть Хорватия оказалась разрезанной на две половины. И сообщение между ними страны возможно было только по морю, в обход этой трассы. Сначала в январе 1993 года была проведена так называемая операция «Молния» — первый удачный хорватский удар. Они разбили там сербов и оттеснили их, восстановив целостность в этом месте хорватской переправы. Весной девяносто пятого года они предприняли операцию в Западной Славонии — это на подступах к Загребу, там был тоже сербский район со ставленником Белграда — опять же, как в непризнанных республиках Донбасса. Они и его взяли, не расстреливая пленных — никаких эксцессов, боже сохрани, и уже показали, к чему они готовы. Причем они произвели окружающий маневр через боснийскую территорию, где находились силы Младича, которые ничего не смогли сделать — а сам он исчез на долгое время. И в течение двух-трех дней разбили армию боснийских сербов, которая частично бежала, частично сдалась в плен.
Затем хорваты пошли в Боснию и сняли блокаду с города Бихач. Мусульманские войска к ним присоединились, и они двинулись дальше в Боснию в Баня-Луку. Параллельно, покуда они двигались через сербскую краину, оттуда начался исход боснийских сербов.
Более 200 000 человек — на тракторах, на всём, что было — двинулись в сторону Сербии. Просто страшно было видеть, когда старики и дети в августовскую жару на протяжении сотен километров идут через Боснию в Сербию.
Были рассказы про обстрелы этих колонн с хорватской стороны. Я проверял эти факты. Хорваты их отрицают. Прямых доказательств нет. Но я не исключаю, что так было.
Тем временем хорваты подошли к Баня-Луке — второму по величине городу в Боснии, который находился тогда под контролем сербов. В численном соотношении они всегда были слабее, чем мусульманская армия, тем более вкупе с хорватской. Вдобавок из-за желания взять всю Боснию они непомерно растянули свой этот фланг. Им не хватало людей. И все это стало рассыпаться. В Баня-Луке началась паника. И тут Милошевич уже ничего не мог сделать. Это как с украинцами сейчас — вдруг выявилось, что хорватская армия сильна и противопоставить ей нечего. Он взмолился о пощаде и обратился к эмиссару Клинтона Ричарду Холбруку (тот потом еще сыграет роль в косовских событиях и будет последним, кто пытался уговорить Милошевича перед началом бомбардировок в Белграде).
Почему Милошевич обратился к Клинтону через Холбрука с просьбой остановить хорватов? Потому что Сербия уже получила несколько сотен тысяч человек, которые бежали из сербских краин. Получить исход еще и новых сотен тысяч сербов из Боснии — для Милошевича это был бы конец. И Клинтон действительно остановил Туджмана. Но после этих хорватских побед удалось очень быстро добиться того, на что раньше сербы ни на что не соглашались — перемирия. И в сентябре девяносто пятого года на военно-воздушной базе Райт-Паттерсон в Дейтоне, штат Огайо, была создана специфическая мирная конференция. Туда практически в принудительном порядке доставили Милошевича. Караджича — нет, потому что он и Младич сразу после Сребреницы были уже объявлены обвиняемыми в военных преступлениях и преступлениях против человечества в Боснии. Поэтому они не могли уже больше выезжать в США. Пришлось отвыкать от Женев, Лозанн, Лондонов и прочих мест.
В Дейтон отправились только Милошевич, Туджман и [президент Боснии и Герцеговины Алия] Изетбегович. Американцы поступили очень мудро. Они их заперли на территории этой базы. И сказали этим троим, что они оттуда не выйдут, покуда не будет заключено мирное соглашение. Это продолжалось более месяца.
Paalso / Wikipedia.org
— Месяц они были заперты на базе?
— Даже полтора. Дейтонское соглашение было подписано 21 ноября, а приехали они туда где-то под конец сентября. Милошевичу удалось отбить только одну вещь, просто для сохранения лица. Он добился сохранения на территории Боснии и Герцеговины Республики Сербской [которую возглавлял Радован Караджич]. И американцы пошли на это — в смысле, чтобы добиться мира, а там разберемся. Но такого рода, как у нас говорят, гонорейные решения для сохранения чьего-то лица всегда чреваты проблемами. Многие сегодняшние проблемы Боснии вызваны тем, что тогда не пошли до конца, не воссоздали там федеративное государство или другую структуру власти. Но это отдельная история.
А война в Боснии на этом остановилась. Дейтонские соглашения были парафированы в Париже в декабре 1995 года при участии Клинтона, Ширака, Блэра [а также канцлера ФРГ Гельмута Коля и премьер-министра России Виктора Черномырдина]. И вот в Боснии наконец воцарился мир. Была снята осада Сараево, которая длилась больше, чем блокада Ленинграда. А мы наконец переходим к Косово.
ПРОДОЛЖЕНИЕ О КОСОВСКОМ КОНФЛИКТЕ — 5 ИЮЛЯ