kinopoisk.ru
Истрепанное выражение «проституция — древнейшая профессия» точно соответствует действительности. Проституция и публичные дома существовали еще в Древнем Риме. Установить это достоверно удалось, когда были найдены жетоны с ценами на услуги тамошних борделей. В Древнем Риме проституция не считалась чем-то грязным. Например, его могли квалифицировать как приношением богам, а секс с чужестранцем — делом, которое принесет местному сообществу выгоды, ниспосланные космическими силами.
Впоследствии, в Средние века и позднее, проституция никуда не делась, но на нее стали «навешивать» ярлык греха и считать ее меньшим злом: она защищает добропорядочных женщин от изнасилования и уменьшает вероятность содомии между моряками, которые находят проституток в портовых городах. Подобные взгляды разделяли, например, средневековые мыслители Святой Августин («Подавите проституцию, и капризные похоти низвергнут общество»; в другом переводе: «Если отказаться от проституции, то мир задохнется от похоти») и Тома Аквинский («уничтожьте проституцию, и безнравственность воцарится всюду»; «проституция в городах подобна выгребной яме во дворце; убери выгребную яму, и дворец станет нечистым и зловонным местом»). Кстати, заметим в скобках, что защита приличных женщин от изнасилования сохранилась в качестве мотива создания публичных домов и в XX веке, например, их активно создавали японцы под американских солдат, когда Япония была оккупирована Соединенными Штатами во Второй мировой войне. Угроза это реальная. Вспомните хотя бы Пышку Мопассана — она, хоть и проститутка, отдаваться немецкому офицеру не хотела («бывают минуты, когда подобные вещи не делаются») и по сути была изнасилована.
Чтобы не пытаться объять необъятное, в данной статье мы сосредоточимся все же на XIX и XX веках. А еще оставим за скобками куртизанок, содержанок и гейш, равно как и гетер, бизнес которых близок к бизнесу гейш, а еще не подпадает под рассмотрение в силу хронологии. Мы не будем лезть и в тему временных военных жен, как, например, у американских офицеров по Вьетнаме — это тоже где-то между проституцией и нормальными семейными отношениями, хотя тут тексты есть, взять хотя бы «Тихого американца» Грэма Грина. Отсечем и другую крайность — те ситуации, когда проституция перерастает в сексуальное рабство: текстов мало, а экономика и вовсе отсутствует. У нас будет фокус на независимых проституток и классические публичные дома, и мы не уделим внимания, например, обозным проституткам, роль которых часто выполняли маркитантки («и маркитантка юная убита»).
Мы попытаемся ответить на вопросы о том, почему проститутка получает больше, чем, скажем, простая работница на фабрике, что держит ее в публичном доме, чем заканчивает проститутка — опускается на самое дно или, наоборот, накапливает на безбедную старость — и почему она так заканчивает. Мимоходом затронем и тему экономики публичного дома.
Сколько получает проститутка?
В «Записках из подполья» Достоевского лакей мелкого чиновника получает 7 рублей в месяц плюс не тратит на найм жилья, живет в одной квартире с чиновником. Проститутка в публичном доме стоит 6 рублей. Если она имеет треть от выручки, то два рубля за ночь. 25 рабочих дней дают 50 рублей. Иными словами, она зарабатывает в семь раз больше, чем лакей, и вполне может откладывать деньги, чтобы, завершив карьеру, открыть на них свое дело.
Сонечка Мармеладова — уличная проститутка. За потерю девственности она заработала 30 рублей, но сколько стала брать потом, Достоевский не сообщает. Однако понятно, что она зарабатывает гораздо больше, чем получала бы, если бы пошла на поденную работу — это было бы 15 копеек в день. И, наверное, сравнимо, если не больше, с заработком ее отца, мелкого советника, получавшего в месяц 23 рубля 40 копеек, пока он, спившись, не потерял работу.
kinopoisk.ru
Сонечке не удается копить, потому что она содержит большую семью, но это скорее редкость. Проститутка обычно либо одинока, либо рвет связи с семьей, чтобы не раскрывать своего положения, либо посылает деньги на содержание ребенка, которого воспитывает кто-то другой, как это делает в «Отверженных» Виктора Гюго Фантина, мать Козетты, Пышка, или те проститутки, которые отдали своих детей в приют мадам Розы в романе Эмиля Ажара (псевдоним Ромена Гари) «Вся жизнь впереди».
Самуюль Камерон, автор книги «Экономика греха: рациональный выбор или полное отсутствие выбора» (The Economics of Sin: Rational Choice or No Choice at All, 2003) выделяет 12 причин, по которым проститутки зарабатывают больше по сравнению с зарплатами за похожую (видимо, физическую) работу в других сферах. Среди них такие:
компенсация за невозможность выйти замуж или потерю в качестве партнера при выходе замуж;
компенсация за ограничения в правах;
риски нападения, причинения боли, ареста, заболеваний;
короткая карьера в силу того, что услуги в основном оказывают только молодые женщины (здесь проститутки похожи на балерин, которые, однако много не зарабатывают);
необходимость терпеть отвращение к некоторым клиентам;
компенсация за потерю удовольствия от секса;
неудобные часы работы;
компенсация за табуированные действия для некоторых категорий женщин;
агентские издержки (плата сутенерам), которые отсутствуют в других профессиях.
Добавим сюда из другого исследования еще одну причину: поскольку проститутки начинают работать очень рано, часто до 17 лет, они не успевают получить никакого другого образования и зачастую оказываются в затруднительном положении, когда их карьера по естественным причинам заканчивается.
Джон Стейнбек в романе «К Востоку от Эдема» обращает внимание на один из этих факторов — короткую карьеру. У него его описание выглядит так: в борделях проститутки «жили не зная забот». «Их кормили, одевали, опекали, но едва они начинали стариться, их вышвыривали на улицу». По мнению Стейнбека, «подавляющее большинство проституток приобщалось к древнейшей профессии из-за собственной тупости»: «Молодые уверены, что уж они-то не состарятся никогда». То есть фактор короткой карьеры все же обычно не принимается в расчет при выборе профессии. Да и выбор этот часто вынужденный.
Каковы условия контракта с публичным домом?
Проститутка имеет определенную долю от тех денег, что она зарабатывает. В наше время косметолог в салоне может получить больше или меньше в зависимости от того, на своей косметике он работает или ее предоставляет салон. Если на своей, то он может получать процентов 50%, а если на салонной, то ближе к 30%. Здесь дело не только в стоимости косметики, которая, конечно, меньше 20% от стоимости процедуры, но и в том, чьи деньги вложены в оборотный капитал и кто заботится о своевременных закупках. Массажист в салоне, чья проходимость зависит от самого салона, его местоположения, например, это салон при спортклубе, будет получать меньше — процентов 20%, а если в салон идут на конкретного мастера и он может открыть свое дело и увести клиентов, то больше, процентов 50%. Так же устроен и публичный дом.
kinopoisk.ru
Во-первых, девушка может жить или не жить в доме. Проститутки в заведении Телье из одноименного рассказа Мопассана живут в притоне. Девушки из заведения Доры в «Консервном ряду» Стейнбека тоже. Лидия из «Рождественских каникул» Моэма в публичном доме не живет, хотя жить ей негде. Это должно влиять на долю. Второе — кое-где проституток кормят. С такими разговаривает студент Васильев в «Припадке» Чехова: девушки, когда встанут часа в два, «кофий» пьют, а в седьмом часу обедают, «обыкновенно… суп или щи, бифштекс, десерт», «мадам хорошо содержит девушек».
Это тоже должно влиять на долю проститутки в выручке борделя. Герой повести Габриэля Гарсиа Маркеса «Вспоминая моих грустных шлюх» решает отпраздновать свое 90-летие посещением публичного дома и заказывает там девственницу. Готовясь к походу, он достает из сундучка под кроватью «два песо для уплаты за комнату, четыре — для содержательницы притона, три — для девочки и пять — себе на ужин и другие мелкие расходы». Всего он заплатит за поход девять песо, при этом «девочке» достанется три, то есть треть. В том доме, в который он намеревается пойти, проститутки не живут и, видимо, не питаются. Не исключено, правда, что есть наценка за девственницу, которую всю получает владелица притона, и в нормальной ситуации доля девушки выше.
В «Яме» Куприна проститутка из самого дорого дома в городе, рижская немка, рассказывает, что от ее заработка она отдает заведению две трети — из пятисот рублей заработка в месяц вычитают 350, и это за «стол, квартиру, отопление, освещение, белье», то есть она платит за аренду, коммуналку, еду и расходные материалы.
Стейнбек в романе «К востоку от Эдема» сообщает, что хозяйка борделя имеет половину от всего заработанного девушками при том, что издержек и забот у хозяйки немало. «Девушек надо кормить, а значит, закупать продукты, держать повара. И с прачечной, с бельем хлопот куда больше, чем в любой гостинице. И надо следить, чтобы девушки были здоровы и веселы, а ведь иные и злобиться умеют. Число самоубийств надо сводить до самого-самого минимума: проститутки, особенно стареющие, склонны хвататься за бритву, а от самоубийц дому худая слава.»
Иногда «корпоративная культура» публичного дома состоит в том, что проститутки остаются в старости на содержании хозяйки дома и могут окончить свой век, выполняя легкую работу или вовсе не работая. В частности, у Стейбека в «Консервном ряду» хозяйка дома Дора так заботится о девочках. «Среди ее девочек было несколько ни на что не годных из-за возраста или болезней, еще несколько могли работать не больше трех раз в месяц, но все они имели право на свои три кормежки в день». В качестве аналогии: в Штатах рабовладельцы продолжали содержать рабов, которые не могли работать.
Социальный статус: «Я вам не кухарка!»
Зачастую в проститутки идут в поисках легкой жизни. В «Невском проспекте» Гоголя, художник Пискарев предлагает проститутке выйти за него замуж, но получает ответ: «Я вам не кухарка». В «Воскресенье» Толстого Катюша Маслова после череды развилок, где она упорно выбирает путь, ведущий к окончательному падению, в итоге оказывается перед дилеммой — публичный дом или работа в прачечной. Работа прачки кажется ей каторжной, а если она пойдет в проститутки, то платья сможет заказывать себе «какие только пожелает, — бархатные, фаи, шелковые, бальные с открытыми плечами и руками». Платья становятся последним аргументом. Дальше еще интереснее. Когда Катюша уже осуждена за убийство, которое она не совершала, и находится в тюрьме, ее бывший любовник дворянин Нехлюдов добивается для нее позиции санитарки в тюремной больнице. Казалось бы, маленькая, но победа. Реакция Катюши такая: «Очень мне нужно за паршивцами горшки выносить…». Такие же аргументы и у немки в «Яме» Куприна, которая копит на открытие пивной. В публичном доме не только получается копить быстрее, но и работа там, по ее мнению, с более высоким социальным статусом: «Вообразите себе… какое унизительное положение быть в доме прислугой!»
Студент Васильев в чеховском «Припадке» анализирует опыт друзей и знакомых по спасению проституток. Они ведут себя примерно как Катюша Маслова, привыкшая к относитeльно легкой жизни в борделе. Некоторые благодетели «выкупали проститутку, нанимали для нее отдельный нумер, покупали неизбежную швейную машинку, пускали в ход грамоту, проповеди, чтение книжек». «Женщина жила и шила, пока это для нее было интересно и ново, потом же, соскучившись, начинала тайком от проповедников принимать мужчин или же убегала назад туда, где можно спать до трех часов, пить кофе и сытно обедать».
kinopoisk.ru
И только если проститутка выходила замуж, это переворачивало ее жизнь и мировоззрение. Васильев заключает, что женитьба — единственное средство.
Возникает интересный вопрос о престижности профессии проститутки. Важный в экономическом разрезе, о котором я и думаю. Если профессия престижная, то престиж должен компенсировать низкие доходы, и наоборот. С одной стороны, профессия проститутки ужасна, в том числе и потому, что крайне трудно выйти замуж, завести семью, да и, как сказал в «Пышке» Мопассан, «законная любовь всегда с презрением смотрит на свою свободную сестру». С другой стороны, как можно видеть, сами проститутки ставят себя гораздо выше кухарок, санитарок, прачек и швей. В каком-то смысле гордятся своим социальным статусом.
Есть ли у проституток социальные лифты?
Какие социальные лифты могут быть у проституток? Во-первых, можно дорасти до экономки публичного дома и перестать работать самой. Еще круче — накопить столько, что можно самой открыть заведение или выкупить существующее у текущей собственницы. В «Яме» Куприна владелица публичного дома Анна Марковна, сама бывшая проститутка, продает дом своей экономке, немке Эмме Эдуардовне. Та имеет часть суммы, а на часть выписывает вексель. Должность экономки при этом освобождается, и ее предлагают девушке Тамаре. Бывает даже так: в романе «К востоку от Эдема» рядовая проститутка Кэти Эймс становится хозяйкой дома, раскрутив владелицу на завещание в свою пользу, а затем убив ее.
Но не обязательно открывать именно публичный дом. Немка из Риги, которая методично сберегает, чтобы открыть свое дело и завести семью, рассказывает: «…мой жених Ганс служит кельнером в ресторане-автомате, и мы слишком бедны для того, чтобы теперь жениться. Я отношу мои сбережения в банк, и он делает то же самое. Когда мы накопим необходимые нам десять тысяч рублей, то мы откроем свою собственную пивную, и, если бог благословит, тогда мы позволим себе роскошь иметь детей. Двоих детей. Мальчика и девочку». При «благоразумной экономии» она откладывает 100 рублей в месяц и относит их на книжку. При ее образовании она могла бы претендовать на место бонны, экономки, приказчицы в хорошем магазине. Место «на всем готовом» приносило бы ей рублей 30, а откладывать она могла бы рублей 15–20.
В романе «Ночные дороги» Гайто Газданова, законченном в 1941 году, действие происходит в Париже в 1920-е годы. Проститутка Сюзанна находит себе жениха — «малоросса» Федорченко. (Для эмигрантов из России женитьба или выход замуж всегда были мезальянсом — в «Рождественских каникулах» у Моэма тоже). Они с мужем планируют сложить свои сбережения и открыть чистку вещей. Сюзанна удваивает свои усилия, стремясь скопить побольше денег перед свадьбой. Никаких цифр в романе не приводится, но читателю понятно, что она может отложить довольно приличную сумму, раз это влияет на то, состоится ее мелкий бизнес или нет.
Почему большинство не выбирается из бедности?
Один из способов протратить деньги — содержать любовника, про которого девушка думает, что тот ее по-настоящему любит. Обычно это, конечно, не так. Не столько любит, сколько эксплуатирует финансовые возможности. В «Яме» Куприна девушка Женя духи покупает «по семи рублей за склянку», «шелку набрала на пятнадцать рублей». Шелк даже не для себя, для ее возлюбленного вора Сеньки. Другая проститутка — Нюра — описывает свой «роман» так: «Я… с нашим Симеоном крутила любовь целый год. Такой ирод, подлец! Живого места на мне не было, вся в синяках ходила. И не то, чтобы за что-нибудь, а просто так, пойдет утром со мной в комнату, запрется и давай меня терзать. <…> И все деньги от меня отбирал, ну вот все до копеечки. Не на что было десятка папирос купить. Он ведь скупой, Симеон-то, все на книжку, на книжку относит… Говорит, что, как соберет тысячу рублей, — в монастырь уйдет». То есть накопления делает не проститутка, а ее содержанец, даже при том, что он в открытую говорит, что копит исключительно для себя и на ней не женится.
В этом плане интересен роман Сомерсета Моэма «Рождественские каникулы». Молодой англичанин из состоятельной лондонской семьи отправляется в Париж встретить там рождество. Здесь он знакомится с русской проституткой Лидией, работающей в публичном доме под названием «Сераль» и зовущейся там княжной Ольгой. Она была замужем за французом, не подозревая, кто он. А он был вором и наконец из-за денег убил человека. Дело было раскрыто, и муж был отправлен на каторгу во Французскую Гвиану — традиционное место ссылки преступников, куда еще Дрейфуса ссылали. На суде Лидия вызвала сочувствие публики, потому то было понятно, что мужа она любит, а о его второй жизни не подозревала. Ей стали предлагать разную приличную работу. Она могла стать продавщицей «в большом магазине», могла получить место швеи и затем стать портнихой. Но выбрала публичный дом, потому что, как говорит она сама, «искала искупления». У журналиста, который следил за делом, другая версия: Лидии нужно заработать на побег мужа. Сколько нужно денег, известно из рассказов двух вернувшихся из Гвианы преступников, отбывших свой срок, — 30 тыс. франков. Сколько это в современных деньгах?
Для того, чтобы ответить на вопрос, нужно установить время действия романа. С большой вероятностью это 1938 год. Книга опубликована в 1949 году, то есть описываемые события должны были произойти до того. Никаких признаков войны или послевоенной разрухи нет. Известно, что одна русская пара бежала из России 20 лет назад. Сама Лидия прожила 14 лет в Лондоне и несколько лет живет в Париже. Поскольку бежали после революции 1917 года, то скорее всего в 1918 году. Плюс 20 лет — 1938 год. Поскольку действие происходит на рождество, то декабрь 1938 года. Курс французского франка к доллару составлял тогда около 38 франков за доллар. То есть на побег требуется 780 долларов 1938 года. В современных деньгах это почти $17 тыс.
Судя по западной литературе, такая щедрость по отношению к любовникам и совершенно левым мужьям свойственная не только русским женщинам. Потягаться в сердобольности могут и американки. В романе Уильяма Фолкнера «Святилище» (1931) одна героиня рассказывает, что даже стала проституткой, чтобы собрать денег и вызволить любимого из тюрьмы. А когда он вышел и она рассказала ему, как заработала, тот ее избил.
kinopoisk.ru
Проститутка, которая идеализируется автором как человек и ведет себя экономически грамотно, — редкий типаж в современной литературе, но все же такие есть. На мой взгляд, это не Сонечка Мармеладова. Мне симпатичнее Тереза Батиста из романа Жоржа Амаду, «Тереза Батиста, уставшая воевать», которая «не играла в азартные игры и не содержала альфонсов». Правда, имея небольшие расходы, Тереза предпочитала меньше работать, а не копить на обзаведение собственным бизнесом. (Спойлер: у нее все сложится хорошо, она выйдет замуж за любимого и небедного человека.)
И американские проститутки тоже бывают транжирами. Одна героиня «Святилища» — проститутка, закончившая карьеру, — надевает теперь «ночную рубашку из полинялого розового крепдешина, застиранную до того, что кружева превратились в волокнистую, похожую на обмотку проводов массу. У нее другой нет. «Чья вина, если у меня другой нет? Чья? Не моя. Я после одной ночи отдавала их черномазым служанкам», — рассказывает она в свое оправдание.
Что держит проститутку в публичном доме?
Что же держит женщин в публичных домах кроме высокого заработка и нежелания быть «кухарками», то есть работать на тяжелой работе за маленькие деньги? Долги. Тема долга встречается в текстах почти повсеместно. Работодателю работник в долгах крайне выгоден: не уйдет, пока не расплатится. Что касается проституток, то здесь есть и такой элемент: если молоденькая девушка попадает в публичный дом, не имея возможности рассчитаться с долгами, то пока она копит нужную сумму, к своей жизни она привыкает. Так что долг — это еще и способ сдержать первый порыв уйти. Герой повести «Записки из подполья» Достоевского знакомится с новенькой проституткой Лизой в публичном доме. Пытаясь наставить ее на путь истинный (он вообще по природе моралист, а в публичный дом попал по пьяному делу), он рассказывает ей, что только что хоронили проститутку из подвала на Сенной. На Сенной находились самые дешевые публичные дома. Проститутка та болела чахоткой, но работала до последнего, а бросить не могла, потому что была должна. «И Лиза вдруг обмолвилась, что расплатится с долгами и уйдет».
О том, что у девушек из публичного дома есть долги, рассказывает и Чехов в «Припадке». Здесь о судьбе проституток задумывается студент Васильев, которого друзья сподвигли пройтись по злачным местам. Благотворители женщин из притона «выкупают», что и означает, что отдают ее долги.
В купринской яме, самому экономическому тексту из всех художественных произведений про публичный дом, приводится пример такого залезания в долги. Студенту Лихонин, который решил забрать проститутку из публичного дома, нужно рассчитаться с ее долгами, иначе нет шансов получить назад паспорт, который у обладательниц желтого билета отбирают. И вот что ему предъявляют только за один месяц: «Сделано платье красное шелковое с кружевом 84 р. Портниха Елдокимова. Матине кружевное 35 р. Портниха Елдокимова. Чулки шелковые 6 пар 36 рублей» и т. д. и т. д. «Дано на извозчика, дано на конфеты, куплено духов» и т. д. и т.д. «Итого 205 рублей». Затем из 330 рублей заработка — а это 165 клиентов по два рубля, то есть 5,5 клиентов в день — вычиталось 220 рублей — доля хозяйки за пансион. Получалось 110 рублей. «Конец месячного расчета гласил: «Итого, за уплатой портнихе и за прочие предметы ста десяти рублей, за Ириной Вощенковой остается долгу девяносто пять (95) рублей, а с оставшимися от прошлого года четыреста восемнадцатью рублями — пятьсот тринадцать (513) рублей». Лихонин считает, что портниха явно завышает цены и называет ее «мегерой», «пауком в образе», но экономка повторяет только, что это не ее дело.
В «Яме» содержится лишь намек на то, что портнихи в сговоре с публичным домом. В явном виде об этом пишет В.В. Крестовский в «Петербургских трущобах». Там Машу, девушку добродетельную, но в силу жизненных обстоятельств оказывающуюся начинающей проституткой, хозяйка заведения сразу же делает своей крупной должницей как раз через покупку платьев. У Маши всего «два платьишка». Так выглядеть нельзя: «Мои барышни чисто ходят и против других такие щеголихи, что нигде не стыдно. Надо и тебе сделать такой же гардероб», — сообщает ей хозяйка пансиона. Маша отвечает, что не на что, но через два дня хозяйка вручает Маше «дорогое шелковое и еще более дорогое бархатное платья, бархатный бурнус и золотые сережки». «До появления этих предметов и сама «мадам» и экономка обращались с нею очень кротко и дружелюбно; они словно гладили ее по головке и ласково, исподволь заманивали в свои загребистые когти. Та доверчиво поддавалась. Но манера и тон обращения изменились тотчас же, как только хозяйке удалось получить от нее формальную расписку в четырех сотнях рублей, потраченных на покупку нарядов. В документ этот был, кроме того, вписан и прежний Машин долг».
Крестовский поясняет, что это «обыкновенная система всех подобных мадам и тетенек, чтобы сразу закабалить к себе в полное крепостничество каждую новую и еще неопытную пансионерку. Они почти всегда поставляют условием приобретение разного тряпья — «чтобы в людях не стыдно было, непременно навязываются делать на свой счет, и потом за каждую вещь выставляют тройные цены». То есть завышенные цены могут быть даже не откатными, а просто с накруткой.
Риски содержания публичного дома
По большей части хозяйки публичных домов обирают проституток, но самих хозяек тоже обирают как липку. Стейнбек в «Консервном ряду» объясняет, что жизнь владелицы публичного дома «не была не такой уж безоблачной». «…нарушая закон, ей приходилось откупаться благотворительностью особенно крупных масштабов. Каждый старался оттяпать у Доры кусок побольше. Давала полиция бал в пользу своего пенсионного фонда, все вносили по доллару, Дора вносила пятьдесят. Коммерческая палата обустраивала свой парк, торговцы города вносили по пять долларов, Дору просили дать сто, и она давала. Кто бы на что ни собирал: Красный Крест, Общественная касса, бойскауты — Дорины незаконные, неафишируемые, грязные, постыдные, греховные деньги всегда возглавляли благотворительный список».
В романе «К востоку от Эдема» описано два вида организации бизнеса по проституции. Один — это стационарный бордель, а второй — мобильный, типа бродячего цирка. Во втором проститутки арендуют комнаты в чужом городе, куда они приезжают недели на две, обслуживают всех желающих и переезжают дальше, а на вахту заступают новые девицы. Владелец салуна некий мистер Халем сдает комнаты таким девушкам в пять раз дороже, чем обычным гостям.
В романе «Тереза Батиста, уставшая воевать» Жоржа Амаду ситуация у владелиц и владельцев публичных домов еще хуже. Там действие происходит в бразильском штате Байя в 1950-е — 1960-е годы. Проституция тут официально разрешена. Более того, это серьезная отрасль, приносящая твердую валюту: портовые проститутки обслуживают американских моряков, а те платят долларами. Однако даже при этом коррумпированная полиция пытается выселить проституток из припортовой зоны и согнать их в контролируемое ею ветхое жилье на отшибе, чтобы на этом заработать. Как пишет Амаду, «полиция определяет зону в согласии с политическими интересами, вознаграждая родственников, друзей и единомышленников». Когда проститутки отказываются переезжать, их ловят, сажают в тюрьму, где избивают, а вещи перевозят насильно и они гибнут в результате поджога. Более коррумпированная страна — хуже поборы и наказание за отказ подчиняться даже несмотря на легальность бизнеса. Но даже без этого, «плата за наём жилья для проститутки значительно больше, чем для любой семьи. …для них всё много дороже и много труднее… выселение проститутки не требует судебного разбирательства, вполне достаточно решения полиции, приказа полицейского комиссара, инспектора, шпика — и выезжай. Нет у проститутки и права выбирать место жительства и место работы». А с оплаты труда проститутки кормятся «и хозяин дома, и сдающий его в аренду, и сводница, и комиссар, и жиголо, и инспектор, и правительство».
Справедливости ради нужно отметить, что есть и тексты, где публичный дом подается как достойный бизнес. Так, Ги де Мопассан в «Заведение Телье» описывает публичный дом, как дело, уважаемое среди крестьян, и находящееся под надзором и защитой полиции. Чего тут больше — французской специфики или личного отношения Мопассана, известного любителя ходить к проституткам, — трудно сказать.
Сколько стоит публичный дом?
Пожалуй, лучшим текстом, предоставляющим информацию об оценке публичного дома, является «К востоку от Эдема». Держательница дома Фей сообщает девушке, к которой она относится как к родной дочери (той самой, что впоследствии завладела бизнесом), что ее дом может быть продан за 10 тыс. долларов. Кстати, не мешает перевести эту сумму в современные деньги. Это что-то около 2,5–3 млн, не очень много. Но нас больше интересуют относительные показатели.
Посчитаем. В доме висит что-то типа доски почета. Передовицей соревнования является девушка, которая за неделю приняла 87 клиентов. Известно, что клиент платит за услугу доллар. В борделе работает не меньше семи девушек: по крайней мере, я видела упоминание как минимум семи разных имен. Положим, в среднем девушка обслуживает 50 клиентов в неделю. Тогда весь дом обслуживает 350 и его недельная выручка — 350 долларов. За год получается 18,2 тыс. Если дом можно продать за 10 тыс., то показатель P/S — отношение цены к выручке — около 0,55. Это очень мало. По всей видимости, такая низкая цена и отражает все риски и издержки ведения дел.
Отдельный любопытный вопрос — включена ли в оценку дома стоимость недвижимости. Из контекста вроде бы следует, что само здание было в собственности. Тогда стоимость бизнеса можно разложить на две части — стоимость недвижимости и собственного бизнеса. Действие происходит в маленьком городке в Калифорнии, которая тогда еще не была таким модным штатом, как сейчас. Недвижимость там должна была быть недорогой. С другой стороны, в здании больше 10 комнат — не меньше семи девушек, пара комнат у хозяйки, гостиная для приема клиентов, столовая для девушек, возможно, и повар тоже проживает в доме. Давайте в современных деньгах, так понятнее. Такой дом в хорошем состоянии даже в провинциальном городе будет стоить никак не меньше миллиона, а то и больше, а соответственно, стоимость самого дела еще ниже.
Почему услуги проституток подешевели в наше время?
Попробуем сравнить старые относительные цены на проституток и, скажем, гостиничные номера с современными. Очень интересное соотношение цен на услуги проститутки и стоимости гостиниц находим в романе «Святилище» Фолкнера. Двое мужчин приезжают в Мемфис и сначала отправляются в хорошую гостиницу: мрамор, бронзовые плевательницы, пальмы в кадках. В подобных берут по доллару в день. Они отправляются в поисках дешевого жилья, заходят «в узкую, грязную улочку, состоящую из каркасных домов с захламленными дворами», и находят в ней трехэтажный дом, который не выглядит как гостиница, но они решают попытать счастья. Там им предоставляют комнату. Вскоре оказывается, что это публичный дом, а девушка стоит три доллара. Проститутка в доме «низкой ценовой категории» стоит в три раза больше номера в прекрасном отеле.
Я специально поискала, сколько стоит номер в хорошем отеле в Мемфисе сейчас. Нужно выложить долларов триста. Если применить ту же пропорцию, то проститутка из дешевого борделя в сегодняшних ценах должна была бы стоить под тысячу, а стоит, наверное, около ста долларов.
Более-менее современные цены на услуги проституток мы можем почерпнуть из книги Стивена Левитта и Стивена Дабнера «Суперфрикономика», где есть глава, посвященная проституции. Правда, книга эта 2009 года издания, поэтому мы и говорим «более-менее». Цены эти совсем не высоки: авторы ссылаются на исследование цен на услуги проституток в Чикаго 2008 года, согласно которому стандартная услуга стоит около $80. Левитт и Дабнер связывают это с падением спроса на услуги проституток. В прошлом те времена, когда пары не имели сексуальных отношения до свадьбы, а молодому человеку приходилось идти к падшим женщинам, чтобы лишиться девственности. Свободные отношения не вызывают больше общественного порицания. Добавим от себя, что появление социальных сетей, направленных на поиск партнера, типа Tinder, настолько облегчают и упрощают разовые связи, что многие могут найти женщину бесплатно, если им не лень потратить немного времени и они не запустили полностью свою внешность.
Фото: Tinder
О тенденции отмирания института публичных домов говорил еще Стейнбек в «К востоку от Эдема». Действие там происходит до и во время Первой мировой войны, но Стейнбек рассуждает о начале 1950-х, когда говорит о «наших днях» (роман опубликован в 1952-м): «В наши дни институт публичных домов, похоже, отмирает. Ученые объясняют это различными причинами. Одни говорят, что смертельный удар борделям нанесло падение нравов среди девушек. Другие, вероятно, большие идеалисты, утверждают, что постепенное исчезновение борделей обусловлено усилившимся надзором полиции».
Это все хорошо, но, к сожалению, мы вынуждены закончить на грустной ноте: пока в мире есть войны, будет существовать и военная проституция, почти всегда поощряемая государством, как принимающей, так сказать, стороны, так и оккупантов. А ведь это очень большой сегмент рынка. В этом смысле мало что изменилось со времени, когда Гийом Апполинер писал свои «Одиннадцать тысяч палок» (1907), где описывал в том числе и европейских проституток, ринувшихся на заработок в российские публичные дома на Дальнем Востоке во время Русско-японской войны (1904–1905 гг.).