Николай Патрушев / kremlin.ru
На неделе власти много и увлеченно, главным образом на проходившем в столице форуме-выставке «Россия», говорили о чудесах национальной экономики. Та не только выдержала санкционный натиск, но и продемонстрировала «неожиданные» темпы роста. Кремлевский пресс-секретарь Дмитрий Песков так и сказал, комментируя предварительную оценку Минэкономразвития, согласно которой ВВП страны за три квартала увеличился на 2,8%:
«Это великолепно. Причем это во многом даже, наверное, неожиданно для того же правительства».
Начальник Пескова при этом говорил о превращении России из «бензоколонки», как ее прежде называли, в «самодостаточную» страну: экономика по итогам года, как ожидает правительство, вырастет на 3%, при этом доля «перерабатывающего производства» в ее структуре уже сегодня составляет 43%. «Мы не радуемся. Мы просто констатируем», — скромно добавил президент Путин, как будто не делал этого (то есть не заявлял о решительном отказе от сырьевой модели развития) регулярно на протяжении последних десяти лет.
Первый вице-премьер Андрей Белоусов отметил, что «на Западе вызвало шок, что Россия удержалась в условиях санкций», и в целом страна смогла «укрепить суверенитет». В том же триумфальном духе выступили другие высокопоставленные чиновники, что увело официальную дискуссию (то есть дискуссию, в которой никто принципиально ни с кем не спорит) в какие-то зияющие высоты, если прибегать к образу Александра Зиновьева.
Например, помощник президента Максим Орешкин, рассуждая, как «на горизонте 2030–2035 г. мы должны выйти на уровень порядка 15% дальнейшего снижения доли импорта в структуре нашего потребления», отметил блестящие промежуточные результаты уже сейчас. «Особенно ярко выглядит ситуация в продовольственной сфере, — привел он убедительный пример. — Если в 2000 г. практически 40% потребления — это ввозимые продукты, то сегодня эта доля сократилась до 25%». К этой цитате может быть много вопросов, но зададим лишь один: что считать импортом (и соответственно отказом от него), если сам продовольственный ритейл относит к продукции российского производства «все товары, произведенные в России, в том числе под иностранными брендами и с использованием импортного сырья»?
Максим Орешкин / kremlin.ru
Еще мы могли бы поинтересоваться конкретикой у все того же Белоусова, который не согласился (во всяком случае полностью) с тем, что нынешний рост российской экономики обеспечен войной и бесперебойной работой ВПК, и отметил, что опережающими темпами растут среди прочего «сектора по производству товаров длительного пользования для населения». Глава правительства Михаил Мишустин, перечисляя успехи развития обрабатывающей промышленности, вскользь упомянул «двузначные показатели [роста] в таких секторах, как компьютеры, электроника», но и он не стал пояснять, что здесь имеется в виду. Независимые экономисты неоднократно обращали внимание (настолько, конечно, насколько позволял российский бюджет с огромной долей засекреченных расходов), что исторически уровень выпуска в этих отраслях был тесно связан с оборонными статьями — и обычно это имело крайне слабое отношение к гражданской экономике.
Интересно, что до недавнего времени успехи импортозамещения — очевидно, ввиду их карикатурной преувеличенности — вызывали недоумение даже у представителей путинских элит. Сенатор Андрей Клишас, как мы помним, объявил их существующими только в бравурных отчетах отраслевых ведомств — в реальности программа оказалась полностью провалена. Глава Совфеда Валентина Матвиенко то ли в шутку, то ли всерьез (это не всегда очевидно, и о последней такой инициативе спикера Совфеда речь чуть ниже) на одном из весенних заседаний верхней палаты призналась, что никогда бы не подумала, что «у нас гвозди импортные, мы даже гвозди не производим в стране, которая выпускает столько металла». Но теперь, по-видимому, даже такие сравнительно невинные комментарии звучат все реже. Путин сказал, что мы «самодостаточны», и никто не рискует ему открыто возражать. В свежих Хрониках госкапитализма: