«Мое возвращение станет предательством». Сергей Николаевич — о Дмитрии Крымове

Дмитрий Крымов — один из главных театральных режиссеров современности. В феврале 2022 года он находился на гастролях в Филадельфии — и заявил, что не видит для себя возможности вернуться в России из-за начала полномасштабной войны. В эмиграции он запустил в Нью-Йорке театральную лабораторию Krymov Lab NYC, выпустил несколько спектаклей и книг. Буквально на днях стало известно, что он поставит в Лондоне спектакль по романам Диккенса «Большие надежды» и «Тяжелые времена». По просьбе Republic Сергей Николаевич запоем прочел новую книгу Дмитрия Крымова «Новый курс» и написал его режиссерский портрет.

Дмитрий Крымов мне рассказывал, что по семейному преданию, когда его привезли из роддома, папа, великий театральный режиссер Анатолий Васильевич Эфрос, так спешил его увидеть, что поскользнулся на улице, упал и с него слетела шляпа. Почему-то всех потом ужасно веселила эта папина шляпа, катящаяся по тротуару среди неубранной октябрьской листвы. Между прочим, улица, на которой он поскользнулся, тогда носила имя К.С. Станиславского (теперь снова Леонтьевский переулок). Такие вот совпадения, в которых при желании можно всегда безошибочно распознать знаки судьбы.

В спектакле «Все тут», который больше не идет в театре «Школа современной пьесы» (в сентябре 2022 года по приказу городского Департамента культуры все постановки Крымова были сняты с репертуаров московских театров. — Republic), Дмитрий Крымов впервые вывел на сцену своих молодых родителей: мама в красном берете, папа в шляпе и галстуке. Они там у него танцевали что-то вроде умеренного рок-н-ролла. Без всякой вызывающей акробатики. Просто элегантный и слаженный танец двоих.

Сейчас, когда я думаю о Диме Крымове, то почему-то сразу вспоминаю этот танец и лица его родителей, с которыми имел честь быть когда-то знакомым. Танцующими я их не застал. Такими их спустя много лет вспомнил и увидел их сын Дима. На самом деле это его главный дар — преображать реальность, перепридумывать ее заново, творить миф из подручных средств, слышать голоса не только ушедших людей, но и забытых вещей. Всеми своими нервами и кожей он ощущает чужое сиротство, заброшенность, ненужность. Диме всех жалко. За всех больно. Он певец сломанных жизней и убитых жилищ. Он перегружает свои спектакли подлинными старыми вещами, засыпает подмостки искусственным снегом и осенней листвой, разливает вишневый сироп.