Фото: REUTERS/Thomas Peter
Крымская весна дала старт новой реальности. Той самой, в которой смешались радиоактивный пепел, «Боинг», Новороссия, доллар по 65, учетная ставка по 17, карать карателей, Корсунь и прочий бестиарий. Сменив прописку полуострова, Россия спасла реноме всех западных конспирологов – доказала словом и делом обоснованность их страхов перед одной восьмой частью суши.
Одновременно крымская история подарила Украине право на моральный авторитет. После «вежливых людей», штурмовавших украинские военные базы на полуострове, называть Киев агрессором считают возможным лишь райтеры российского МИДа. Но если российская позиция по Крыму – это «удержать любой ценой», то украинская даже толком не артикулирована.
Затруднились ответить
Декабрьский соцопрос Киевского международного института социологии: 62% украинцев считают, что воевать за Донбасс имеет смысл. Тех, кто считает нужным воевать за Крым, – втрое меньше (18,5%). Каждый четвертый (23,5%) уверен, что полуостров потерян для Украины навсегда. Каждый пятый думает, что Крым вернется, когда на Украине все будет хорошо, а каждый шестой – что это случится, когда в России все будет плохо. Не определились с ответом 20% респондентов.
Понятно, что этими цифрами можно жонглировать. Понятно, что «отвоевать Донбасс», который уже сама Москва называет частью Украины, – это вовсе не то же самое, что воевать за Крым, который Корсунь и прочий Иерусалим. Но дело даже не в этом. Куда важнее то, что сами украинцы не определились с тем, нужен ли им полуостров. Для многих жителей страны этот регион всегда был чем-то вроде Судет, вся ценность которого ограничивалась пляжным отдыхом. Даже имущественная взаимосвязь между материком и полуостровом была довольно тонкой: год назад в собственности граждан других украинских областей было лишь около двух тысяч квартир в Крыму.
Донбасс же и вовсе отодвинул Крым на периферию киевского внимания. И вот уже Петр Порошенко в итоговом интервью демонстрирует непонимание реалий, обещая кары тем крымчанам, кто предпочел российский паспорт украинскому. Если президент страны не знает о том, что у всех крымчан теперь в карманах сразу два паспорта, то это значит, что в его администрации вопросами полуострова никто толком не занимается.
Территория vs население
У Украины до сих пор нет никакой четкой позиции по Крыму, которая была бы чем-то большим, чем просто словами о том, что он остается частью страны. Все, что сделал официальный Киев, – это объявил полуостров свободной экономической зоной. Теперь там можно заниматься бизнесом и не платить налоги, хотя фактически это фиксация статус-кво: крымские физические и юридические лица и так теперь не платят налоги в украинский бюджет.
Впрочем, закон этот вызвал шквал критики. Потому что в Крыму остаются активы крупного украинского бизнеса – Дмитрия Фирташа, Рината Ахметова, Петра Порошенко, Юрия Косюка, Олега Бахматюка, Давида Жвании и других. Скептики считают, что закон приняли для того, чтобы легализировать работу их активов на территории полуострова. Тот же самый закон срикошетил по крымчанам, выехавшим в другие украинские области: все они, прописанные на территории СЭЗ (то есть Крыма), формально перестали быть налоговыми резидентами Украины. А это тянет за собой проблемы при работе с банками и ограничения по финансовым операциям.
Пока официальный Киев предпочитает тему Крыма не поднимать, за него это делают общественные организации. Именно в их среде идет самая жесткая дискуссия о том, как должна себя вести Украина в отношении полуострова. Поделились традиционно: на ястребов и голубей.
Голуби традиционно верят в soft power и считают, что Киев должен бороться за умы и сердца оставшихся на полуострове. Они выступают за сохранение самых тесных кооперационных связей, за продолжение поставок продуктов, электроэнергии и воды, критикуют отмену транспортного сообщения между Крымом и Украиной. Их логика состоит в том, что рано или поздно Россия под давлением обстоятельств может согласиться на пересмотр статуса полуострова – и тогда, на случай повторного референдума, Украине лучше не вызывать ненависть крымчан лишними запретами.
На противоположном полюсе сидят ястребы. Они жестоки и практичны: как максимум требуют полной блокады Крыма, а как минимум – торга с Москвой за каждый килограмм продуктов и киловатт электроэнергии. Их логика в том, что Кремль должен ощутить, как дорого обходится «российский статус полуострова», – ведь Крым целиком зависит от поставок с материковой Украины. Если ввести блокаду Крыма, то Москве придется доставлять товары в том числе авиарейсами, – Керченский пролив зимой из-за штормов нередко закрыт для судоходства.
Ястребы считают, что возвращение Крыма в состав Украины возможно лишь после экономического краха России. Они уверены, что роль полуострова – быть гирей на ногах российской экономики, из-за которой ей придется тратить все больше усилий, чтобы оставаться на поверхности. Их идея в том, что полуостров должен быть причиной как косвенных потерь российского бюджета (в виде санкций), так и прямых – в виде затрат на содержание Крыма. Они не боятся потерять поддержку жителей полуострова, потому что не верят в ее эффективность. С их точки зрения, ядерное проукраинское меньшинство поймет и примет трудности, а большинство в любом случае останется на своих просоветских позициях.
Где заканчивается Крым
Но все споры пока что остаются частью экспертной дискуссии – на украинской госполитике это не сказывается. Даже недавняя отмена Киевом железнодорожного и автобусного сообщения между Украиной и Крымом стала итогом имущественного спора. Новые крымские власти хотели, чтобы Украина платила за использование вокзалов, на что Киев соглашаться не собирался.
Более того, нововведения Киева бьют и по тем крымчанам, кто уехал на Украину, не соглашаясь с российским гражданством полуострова. Например, они не могут зарегистрировать на Украине продажу своего имущества в Крыму, – а потому им нечем подтвердить происхождение средств при покупке жилья на материке. Поддержки проукраински настроенным крымчанам, оставшимся жить на полуострове, Киев тоже не оказывает. Украина до сих пор не сформулировала, что именно она будет считать «коллаборационизмом», а что – нет. Потому что госслужба – понятие растяжимое. Можно работать клерком в департаменте, можно быть сотрудником госмузея, можно быть замминистра, – и где проходит карьерная точка невозврата, никто в Крыму толком не понимает.
Украинская дискуссия о Крыме сегодня – это спор между теми, кто считает первичным вопрос территории, и теми, кто считает первичным вопрос населения. Те, кто настроен возвращать Крым, – приверженцы первого подхода. Те, кто готов смириться с его уходом, – второго. Проблема лишь в том, что крымский прецедент шире самого Крыма – по значению и по последствиям. Даже если Киев закроет на него глаза, – это не значит, что так же поступят другие государства. Регион второй раз за сто лет стал субъектом истории – прежде это ему удалось в 45-м, во время Ялтинской конференции. Вся разница в том, что тогда он создавал архитектуру безопасности, а теперь ее разрушает.