Фото: Floresco Productions / Fotobank.ru
Ученые из Института экономической политики имени Егора Гайдара, Российской академии народного хозяйства и госслужбы (РАНХиГС), а также Всероссийской академии внешней торговли вчера опубликовали свой прогноз социально-экономического развития России в 2015 году.
Сергей Дробышевский, соавтор доклада и директор по научной работе Института Гайдара, рассказал Slon, почему роль цен на нефть и экономических санкций гораздо скромнее, чем кажется, какие правильные антикризисные меры на этот раз будут приняты и каких не хватает, а также когда и за счет чего Россия может начать выход из ситуации, которая на самом деле больше напоминает затяжную депрессию, чем экономический кризис.
Ведущий научный сотрудник Центра макроэкономических исследований Института экономики переходного периода Сергей Дробышевский. Фото: Юрий Машков / ТАСС
У нас прогноз получился мрачнее, чем у наших коллег из Министерства экономического развития в феврале. Притом что мы заложили аналогичные цены на нефть ($50–55 за баррель), уровень инфляции мы предвидим также более высокий – 17,1% к концу 2015 года (против 12,2% по версии Минэкономразвития). Мы также прогнозируем сокращение ВВП на 6,8% (У Минэкономразвития лишь -3%), падение реальных инвестиций в основной капитал на 19% (13,3%, по мнению Минэкономразвития) и сокращения реальных располагаемых денежных доходов на 8,5%. Это вовсе не значит, что чей-то прогноз лучше или хуже, мы не противопоставляем свои результаты, скорее вместе мы обозначаем диапазон, в котором будет развиваться экономика.
По нашим оценкам, этот кризис достигнет пика ближе к третьему кварталу 2015 года
Такая большая разница в данных, опять же, вполне объяснима: экономическая ситуация в стране настолько неопределенная, что предсказывать что-либо крайне непросто. Этот кризис не похож ни на один предыдущий, он отличается по своим фундаментальным характеристикам, поэтому опираться на прошлый опыт в предсказаниях не получается.
Первый постсоветский кризис 1991–1995 годов был связан с разрушением системы плановой экономики и переходом к рыночной. Обрывались и резко менялись хозяйственные связи, все это сопровождалось гиперинфляцией и трудным восстановлением рынка в новых условиях.
В 1999 году случился классический кризис долга, который вообще очень характерен для развивающихся экономик.
Тогда все произошло из-за недостатка бюджетной дисциплины, курс доллара долгое время удерживался на низком уровне около 6 рублей, выстраивались пирамиды госдолга, и когда они рухнули, это неизбежно привело к кризису. В то же время в конце 1990-х и начале 2000-х экономика адаптировалась к высокому росту цен (на 15–20% в год), который компенсировался высоким ростом доходов, поэтому инфляция не была такой болезненной.
Наконец, последний кризис, 2009 года, был связан с общемировым, к тому моменту Россия уже была встроена в глобальную экономику, да и внутренние факторы усугубляли ситуацию: экономическая модель была построена на проедании доходов от продажи нефти, цены на которую тогда резко упали. Но вскоре они отскочили обратно, и экономика быстро вернулась на нефтяную иглу. Дело не в том, что сработали антикризисные меры, просто внешние условия изменились к лучшему.
Нет оснований думать, что текущий кризис закончится так же стремительно.
Во-первых, он локальный, а не часть глобального. Во-вторых, он вызван не только и не столько неблагоприятными ценами на нефть. И даже международные экономические санкции против России – это не главный фактор. Мы считаем, что из-за падения цен на энергоносители ВВП снизился бы лишь на 2–3%. Важно то, что санкции и прочие внешние факторы позволили проявиться серьезным внутренним проблемам, которые копились несколько лет.
