Александр Петриков специально для «Кашина»

Десятые годы не просто заканчиваются – сдыхают, испускают дух, а ведь нам о них, скорее всего, еще с нежностью вспоминать как о довольно светлом в сравнении с тем, что будет дальше, времени. На памяти ныне живущих поколений русских последним таким десятилетием (когда и сейчас тоска, а о том, что дальше, вообще думать тошно) были семидесятые сорок лет назад, все последующие рубежи десятилетий так или иначе были связаны с надеждами. Сейчас – какие надежды?

Когда говорят об изоляции России от остального мира, эталоном кажется советский период. В Америке фильмы нуар, а у нас лагеря и сталинизм; у них хиппи, у нас танки в Праге; у них неоконы, у нас маразматики из политбюро – а дальше этот ряд почему-то обрывается, хотя обрывать его несправедливо. «Там» снимали запреты на армейскую службу для геев, ужасались Сребренице и руандийской резне, переосмысливали трагическое прошлое, переставляя акценты с героев на жертв. А у нас этого ничего не было, у нас были клетчатые сумки челноков и разноцветные пиджаки новых богатых, постсоветская поп-музыка и страх коммунистического реванша, газета «Завтра» и КВН по телевизору. Сейчас кажется, что постсоветская трансформация – культурная, политическая, экономическая, – оторвала Россию от мира сильнее и эффективнее, чем железный занавес. Он стоял, к нему тянулись, заглядывали за него при каждой возможности, а когда его не стало – сами отвернулись от границ, ушли в себя, окуклились.