Александр Петриков специально для «Кашина»

Если бы голосование по поправкам случилось в назначенный первоначально срок в апреле, то агитационная кампания лишилась бы вот этого так кстати перевернувшегося на ее улице грузовика с пряниками в виде американского «месяца гордости», а тут все так удачно – именно в самые последние дни перед голосованием американцы (и англичане, но они менее на виду) вывесили на посольстве радужный флаг, западные компании в интернете поменяли свои логотипы на радужные, ну и тут даже трудно удивляться – странно было бы, если бы кремлевские политические менеджеры прошли мимо такого идеально подверстанного по времени повода, когда даже придумывать ничего не надо, в распоряжении Кремля есть относительно недавний опыт гомофобной кампании начала десятых, и нужно просто сдуть пыль с тогдашних методичек и тогдашних ньюсмейкеров. «Петр Толстой просит дать правовую оценку вывешиванию флага ЛГБТ посольствами в Москве», – черновик этой новости мог болтаться в архивах информагентств лет семь, меняй даты и публикуй, вообще ничего сложного.

Но при повторении прежней кампании неизбежен дополнительный эффект, основанный на факторе времени: кампания, повторяемая вторично, кроме гомофобской нагрузки начинает нести и историческую – обличители радужного флага декларируют не только неприязнь к геям, но и возвращение в докрымский общественный раскол, над которым, начиная с Болотной, несколько лет последовательно работал тогдашний внутриполитический блок Кремля во главе с Вячеславом Володиным. Это была, вероятно, очень хитрая и тонкая игра, призванная выстроить политическое пространство таким образом, чтобы всякому оппоненту власти в нагрузку к его основной системе взглядов добавлялся целый антиконсервативный набор с плясками в храмах, иностранным усыновлением и гей-парадами, а монополия на консерватизм оставалась за Кремлем как за единственным защитником и хранителем духовных скреп – этот термин тогда же и ввели через очередное путинское послание. Но насколько успешной или провальной была та игра, мы так и не узнали – случился Крым, возникли уже реальные поводы для общественного раскола и реальные консервативно-лоялистские ценности, потребность в искусственных, очевидно отпала, и Россия 2014 года зажила новой жизнью, в которой не было места ни борьбе с геями, ни «чаплинской» версии государственного православия (тем более что двусмысленная позиция патриархии по украинскому вопросу сделала церковный вопрос токсичным уже не для критиков власти, а для нее самой), ни прочим скрепам 2012–13 годов, а потом из Кремля ушел Володин, и о его экспериментах с общественным расколом вообще перестали вспоминать – вот буквально до этого лета.